Блог начинающего мага

Несчастья не обходят нашу компанию стороной. Мало того, что у нас двое онкологических больных, которые честно и достойно борются со своей болезнью. Но иногда у человека нет шансов изменить себя. И я не знаю, как поступать в таких случаях. Имеем ли мы право вмешиваться в Божий промысел? Да и в чем он? Я всегда предполагала, что Господь посылает человеку болезнь, чтобы дать ему шанс преодолеть ее, увеличив количество любви в душе. А если ему не дан и такой шанс? А, может быть, это проверка нам, близким? Может быть, это нам дана возможность увеличить любовь в своей душе?
Беда пришла, откуда не ждали. Молоденькая девчонка, бухгалтер в одной из фирм в нашем здании, вышедшая замуж лет пять назад, наконец-то ждала ребенка. Все эти годы они с мужем любили друг друга, но не имели своего жилья. Свекровь приняла ее неважно, так, терпели друг друга. И вот – своя квартира, хотя и не без кредита. И долгожданная беременность. Девчонка преобразилась. Из маленькой ворчуньи, вечно чем-то или кем-то недовольной, она превратилась в цветущую, улыбающуюся будущую маму. Она больше не курила и совсем отказалась от спиртного, перестала ворчать и имела здоровый и довольный вид. И вдруг, когда срок беременности был уже достаточно большим, чтобы об этом знали все, но еще не достаточным, чтобы родить здорового ребенка, у будущей мамы ранним утром случилось обширное кровоизлияние в мозг. К моменту приезда скорой, которая прибыла невероятно быстро, картина была уже практически безнадежной.
У впавшей в кому матери удалили плод. Шансов у него не было. Матери тоже врачи не давали и одного шанса из тысячи. И все же муж надеялся и не давал согласия на отключение аппарата искусственной вентиляции легких. Ей сделали операцию, но она могла только немного продлить жизнь тела. Если бы начались улучшения, ей бы сделали еще одну операцию, но особых подвижек не было. Пока же даже формулировка «состояние стабильно тяжелое», казалось нам, не медикам, обнадеживающей. Ухудшений не было, и муж надеялся на чудо.
Именно так сформулировали перспективу выздоровления наши врачи. Но я-то твердо знаю, что чудеса случаются. Когда ее отвезли на операцию, наша комната приготовилась к акции поддержки. Мы раньше не слишком-то любили Наташку, но сейчас, потерявшая ребенка, больная, она вызывала в нас такое сострадание, такое желание помочь хоть чем-нибудь, что я точно могу сказать, что мы искренне любили ее. Я попыталась посмотреть ее в момент операции, попытаться послать ей энергию и любовь. Я представила ее лицо, и не смогла. Вернее, оно практически сразу затянулось багровым светом. Я видела только багровый свет перед своим мысленным взором.
Иногда сквозь этот свет прорывались яркие оранжевые всполохи. Вдруг сильная острая боль пронзила голову, и я отключилась от этого кровавого зрелища. Что я видела? Возможно, боль и борьбу за жизнь. Жизнь пока еще теплилась, работали нижние чакры. Ни голова, ни сердце в процессе не участвовали. И все же она боролась. Но мне не разрешено было вмешиваться. Девчонки тоже не преуспели. Изумрудно-зеленый цвет отказывался подчиняться и располагаться вокруг больной. И все же мы надеялись. Меня осенило:
– Девчонки, мы не можем вмешиваться. Нам запрещено, не знаю, почему. Но никто в мире, никто во Вселенной не может запретить нам посылать ей свою любовь. Давайте, попробуем. Хуже не будет.
Врачи, которые работают у нас и все время находились на связи с больницей, не верили в чудо, и просто ждали скорого конца. Муж надеялся, ждал, плакал и пил. По его просьбе наш директор финансировал почти безнадежное мероприятие. Если бы не он, аппараты бы давно отключили.
Мы с девчонками каждый день узнавали недобрые новости и не знали, что еще делать. У меня оставался один неиспользованный буклет доктора Коновалова, но мы не знали, имеем ли право его использовать. После короткого совещания мы все же вложили фотографию больной в буклет. Нам не дано вмешиваться, но ведь доктору даны гораздо большие права. И мы решили, что если кто-то и может вмешаться, так это Божественная энергия, призываемая Посвященным к постели больного через свой буклет. Как будто великий доктор просит Господа помочь. И, если Он разрешит, – чудо свершится.
Прошло пару недель. Состояние больной не стало лучше, но врачи увидели проблеск надежды. Состояние стабилизировалось настолько, что они сочли возможным сделать вторую операцию. Операция прошла успешно, насколько это было возможно. Спустя месяц стали дрожать веки, и мы, не медики, воспрянули духом. Врачи нашего оптимизма не разделяли: слишком обширным было повреждение, слишком долго больная находилась на аппарате искусственного дыхания, что усиливало кислородное голодание мозга, слишком хрупкими оказались сосуды. Слишком мало надежды, что это не повторится в любой момент. Все было слишком. Но девочка была жива. Постепенно, на час, на два, ее стали отключать от аппаратов, и она дышала сама. Собственно говоря, дыхание было единственной функцией, которая к ней вернулась. Прогноз врачей был не утешительным: максимум, что она сможет лет через десять, так это держать ложку. И то при очень хорошем уходе. Муж сходил с ума, почти не спал, мотался между работой и больницей, пил горькую и надеялся на чудо. Мать, услышав приговор врачей, сказала:
– Лучше бы она умерла.
Девчонки передавали эти слова шепотом, и я почувствовала в этих словах осуждение. Еще бы! Мать желает смерти своей дочери. Я высказала свое мнение:
– Ее мать очень мужественная женщина. И, скорее всего, верующая. Поддерживать жизнь тела, из которого, возможно, ушла душа, значит, продлевать его мучения и мешать душе совершить свое окончательное путешествие в другие миры. Только мать, любя искренне и бескорыстно, может так сказать. Я понимаю, как ей было тяжело и больно. Но она думала, прежде всего, о дочери. Смотреть годами на разлагающееся тело и не верить, что оно снова может быть молодым и здоровым, и наделенным разумом и душой, для матери нестерпимо. Возможно, мать чувствует то, чего не чувствуем мы.
Самая молодая из нас, Леночка, вяло попыталась возразить:
– Муж тоже любит ее, но ведь он делает все, чтобы она выжила.
– Мужчины любят по-другому. Более эгоистично. Он пока не представляет себя без нее. И чувство долга требует от него бороться до конца. Но где он, тот конец, на котором заканчивается долг?
Надежда, взрослая и пережившая не одну жизненную утрату, рассудила, как всегда практично:
– Скоро ее выпишут, не могут же ее держать в больнице вечно. И что он будет делать? Она даже есть не может. Нужна опытная сиделка. Медики говорят, что внутривенное питание обойдется тысяч в сорок в месяц, и сиделка столько же. Муж зарабатывает хорошо, тысяч тридцать. И кредит за квартиру. Даже если он устроится еще на две работы, его на долго не хватит.
Людмила, как всегда, не поддержала ни одну из сторон. Она просто предложила:
– А давайте снова попробуем ее посмотреть? Вдруг сможем!
Мне было страшно, но я ее поддержала:
– Давайте. Вдруг нам уже можно? Не может быть, чтобы столько мучений она прошла зря. Попробуем ее представить, и, если получится, будем посылать ей любовь.
В комнате наступила полная тишина. Я попыталась представить, но перед мысленным взором стояла непроглядная темень, изредка перемежаемая багровыми сполохами. Тогда я попробовала визуализировать радостную картину будущего, я хотела увидеть, как она улыбается. Черный свет сменился на белый. Он был ровным и холодным. Лица я не увидела, как ни старалась. Девчонки тоже не сильно преуспели. Им удалось воскресить в памяти картины прошлого, но это было не совсем тем, чего мы хотели добиться. Все приуныли.
Младшая, принимавшая все слишком близко к сердцу, разговаривала почти сама с собой:
– Не понимаю, за что ее так.
Я тоже не все понимала:
– Обычно я ставлю вопрос иначе: для чего все это? Возможно, тяжелая болезнь дается человеку, чтобы он смог почувствовать жажду жизни, благодарность к Создателю за то, что она так прекрасна, и любовь ко всему, что может потерять. То есть изменить свое сознание. Но в случае, когда человек лишен сознания, он не может меняться, не может работать над собой. Тогда и смысл ускользает. Не понимаю.
Людмила, смахивая навернувшиеся слезы, предположила:
– Значит, медицина насильно удерживает ее тело. Раз Бог не дал ей сознания, значит, он и не предполагал ее менять.
Мы были шокированы. Иногда устами верующего человека может прозвучать истина, которую все чувствовали, но не допускали в свое сознание. Я вспомнила прочитанное:
– Я читала, что у каждого есть своя программа пребывания на земле и свой срок. Если программа выполнена, человек уходит, и ничего сделать нельзя.
Леночка не хотела соглашаться:
– Да она ничего не успела, какая там программа!
Мне не хотелось вдаваться в философские дискуссии, у всех из нас была слишком разная подготовка, но и промолчать было бы не хорошо, фраза звучала как вызов Создателю.
– Программа, возможно, распространяется не на одну жизнь. Возможно, душе не хватало именно этого опыта. Но, скорее всего, срок пребывания души на Земле закончился именно сейчас, и никто ни в чем не виноват. А наше человеческое сознание не дает с этим смириться. Медицина у нас лечит тело. А тело подает признаки жизни. Значит, нужно их поддерживать.
Надя сказала то, о чем я уже давно думала, но боялась произнести:
– А вдруг это не медицина, а мы насильно удерживаем остатки жизни в безнадежно больном теле?
Все посмотрели на меня. Что это? «Ты начальник – ты и решай?» Они давно уже могли обойтись по работе и без меня, и обращались ко мне только в нестандартных ситуациях. Ситуация была, конечно, нестандартная. Но было в их ожидании значительно большее. «Ты – старшая». «Тебе принимать решение». «Интересно, как ты поступишь». И «мы здесь ни при чем» тоже было. И безграничное доверие.
Я смотрела на них, а они на меня. Они ждали и не отводили взгляды. Я встала и подошла к окну. Буклет с вложенной в него фотографией лежал в углу на подоконнике. Я стала молиться. Господи, прости меня за то, что не могу понять волю твою. Будь милосерден! И если милосердие твое совершит исцеление, да будет так! Если ты считаешь, что милосерднее прервать мучения плоти, пусть будет по-твоему. Прошу, если это так, пошли мне знак. Я взяла буклет и почувствовала жар в державшей его руке. Господи, принимаю волю твою! Я достала из буклета фотографию. Девушка улыбалась. Она была счастлива и красива необычайно. Но это была фотография мертвого человека. В ней не было энергии. Я взяла буклет и выбросила в мусорное ведро. Им нельзя больше пользоваться.
А вдруг кто-нибудь на помойке подберет? Или уборщица, увидев молитву на листке бумаги, не выбросит? Лучше бы его порвать на мелкие куски. Но рука не поднималась. Было в этом действии что-то ритуальное. Как будто я добивала больную. Я закидала буклет макулатурой, взяла фотографию и, уже собравшись с силами, подошла к девчонкам, сгрудившимся у Ленкиного стола. Все настороженно молчали. Я положила на стол фотографию.
– Смотрите, какая хорошая фотография. Она здесь такая красивая. И абсолютно счастливая. Некоторые люди ухитряются прожить жизнь и ни разу не почувствовать себя счастливым. Запомним ее такой.
Людмила заплакала:
– А что с фотографией делать?
Лена предложила отдать ее мужу:
– Это с компьютера, снимали на Новый год. У него такой может не быть.
Ее все поддержали. Больше на эту тему мы не разговаривали. Вообще долго не разговаривали. Все чувствовали себя соучастниками и переживали, каждый в одиночку.
Через два дня она ушла из жизни окончательно. И никто из нас не вспоминал вслух о том, что мы сделали. Возможно, девчонки никогда до конца не верили в связь наших действий с происшедшим, возможно, – щадили меня. Скорее всего, – второе. Потому что ответственность всегда лежит на том, кто принимает решение. Я горевала вместе со всеми. И все же мне было легче, потому что я знала: такова воля Божья. Я не стала акцентировать на этом внимание остальных. Люда понимает это не хуже меня, а для других и так мистики предостаточно. Нельзя слишком сильно давить на окружающих своими представлениями о жизни и смерти, когда они к этому еще не готовы.
Мы долго пытались найти смысл в несчастье, которое уже не может изменить сознание человека, на которого оно свалилось. А, может быть, это испытание дано не ей, а всем нам, ее близким? И перемены должны были произойти в нас?

https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Через пару недель пришла молодая бабушка и просто сказала:
– А теперь помолитесь за меня. В понедельник я должна лечь на операцию, и это будет не самая простая операция в моей жизни.
Была пятница, операция назначена на понедельник. Вчера она сдала анализы. От их результата зависело, возьмут ли ее на операцию. Как почти всякий врач, она все еще верила только в возможности медицины, и не верила в свои. Сроки почти были упущены, к тому же врач, которому она безгранично доверяла, должен был уехать далеко и надолго. Ей очень нужен был хороший анализ крови и эта операция. Ей уже дважды удаляли опухоли, и каждая операция была сложнее предыдущей. Результат анализов был крайне важен. И оказался никуда не годным.
Через несколько часов мы снова сидели вместе в пустом кабинете. Ее настроение можно описать двумя словами: все пропало.
– Подожди, не паникуй. До понедельника еще два дня. В субботу еще можно сдать анализ?
– Можно, но что это изменит? Кровь не может улучшиться за сутки настолько!
– Может!
– Не забывай, что я – врач. И я знаю, что это невозможно.
– Не правда. Возможно все. А то, что ты – врач, только мешает. Забудь все, чему тебя учили. Вас учат лечить тело таблетками. А человек – не только тело. И совсем не тело. Скажи, ты очень хочешь эту операцию?
– Да, это – последний шанс.
– Стоп. Поставим вопрос иначе: ты хочешь выздороветь или отрезать лишний кусок?
– Сначала отрезать!
– Тяжелый случай. Не твоя болезнь, а ты. Хорошо, тогда давай работать над улучшением анализов. Ты слышала о целебных свойствах воды?
– Ну, слышала. А при чем тут вода?
– Ты же медик, не будешь же ты спорить, что состоишь из воды?
– Не буду.
– Тогда нужно перекодировать воду в твоем организме. У тебя есть буклет. Между прочим, его создал врач, не хуже тебя. Ставь на него стакан с водой и пей каждые сорок минут. Эта вода насыщена энергией и информацией о правильном функционировании всего живого. Это же не трудно, можно делать это прямо на работе. И дома. Анализы к утру изменятся.
– Мне бы твою уверенность.
– Так возьми ее.
– Легко быть уверенной, когда тебя это не касается.
– Если бы это меня не касалось, я бы здесь не сидела. Тоже мне, удовольствие – стучать в закрытые двери. Ты же сама во всем виновата!
– В чем это? Я что, желала себе этого?
– Кстати, а ты желала? Вспомни, не было ли в твоей жизни минуты, когда ты вслух, в отчаянии выразила нежелание жить?
Она задумалась, и вдруг воспоминание испугом отразилось на ее лице.
– Было?
– Было.
– Ты сама запустила программу самоуничтожения. Быстро бери свои слова обратно! Так же страстно, вслух, проси прощения у Бога за свое нежелание жить!
Она уперлась:
– Я не могу.
– Жить хочешь – сможешь.
– Никогда.
– Слушай, не темни. Если ты не повернешь ситуацию, никакой хирург не поможет. Давай, колись, что-нибудь придумаем!
– Понимаешь, дочь очень долго не могла выносить ребенка, и когда в очередной раз у нее случился выкидыш, я крикнула Богу:
– Возьми мою жизнь в обмен на жизнь моего внука! Следующая беременность проходила нормально, родился Лешка, а я начала болеть еще до его рождения. Как же я могу взять свои слова обратно!
– Ни фига себе! Знаешь, нет неразрешимых ситуаций! Благодари Господа за своего внука и проси прощения за то, что в минуту отчаяния отказалась от жизни. Честно признайся, что вера твоя была настолько слаба, что ты не рассчитывала на его бескорыстную щедрость. Проси прощение за то, что предложила обмен. Что сейчас ты понимаешь, что нет никакой связи между его щедрым даром и твоим уходом из жизни. Благодари его за то, что он дал тебе познать любовь через твоего внука. Любовь к малышу и к Богу, подарившему его. Отдайся в руки Господа. Скажи ему, что готова принять все, что он сочтет нужным тебе послать. Но, если он хочет знать твое мнение, то ты выбираешь жизнь для себя и своего внука. В общем, почти не важно, что ты скажешь. Главное, открой себя и будь искренней. Поверь, что Господь может все. И ты можешь все. Потому что он и в тебе тоже.
– Я подумаю над этим.
– Некогда думать. Трясти надо. Давай, пей воду, верь и молись. А анализы – самое простое.
Я, конечно, немного переигрывала. Я предполагала, что анализы могут измениться за сутки, опыт моей сестры подсказывал мне это. Но на медика можно было воздействовать только силой своей уверенности, и я ее демонстрировала на полную мощь.
Мы не виделись несколько месяцев. Я не входила в число ее близких подруг, но знала, что операция состоялась в понедельник, а значит, анализы изменились. Операция была очень тяжелой, выход из нее – долгим и мучительным, с депрессией, неверием и верой. Но сейчас она снова с нами. Надеюсь, что она начала свой долгий путь Любви.

https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Внутренний голос

Начало зимы. Чищу от снега машину, прогреваю и еду на работу. Ездок я неважный, поэтому выезжаю пораньше, чтобы в пробках не стоять да припарковаться в центре города без проблем. Выезжаю за деревню. Все, как обычно. Вдруг безотчетное беспокойство одолевает меня. Я пытаюсь проанализировать его причины. Неделю назад, когда в очередной раз перемерзла скважина, я оставила открытым кран, днем потеплело, вода начала медленно, но неуклонно заполнять вкопанную в землю емкость, и к моему приезду с работы заполнила ее всю. Ничего, могло быть хуже, если бы емкость переполнилась. Водитель ассенизаторской машины, приехавший на неделе второй раз, откровенно веселился.
Но сегодня такого быть не могло, перед отъездом я проверила краны и точно помню этот момент. Ерунда, ничего не могло случиться за те несколько минут, которые прошли с момента отъезда из дома. Еду дальше. Беспокойство нарастает. Может, что-то с газовым котлом? Но и его я проверила, даже подрегулировала, чтобы жарил не в полную силу. Вместо того чтобы успокоиться, я нервничаю все сильнее, не имея для этого абсолютно никаких оснований.
Стоп. Если я не вернусь, то буду нервничать весь день. Зачем мне это? Притормаживаю, и в несколько приемов, благо узкая дорога пока пуста, разворачиваю машинку обратно. Подумаешь, потеряю десять минут! Дома все в порядке, я успокаиваюсь и снова еду на работу.
Перед Калиновкой пробка. Если в семь утра пробка в этом месте, значит, впереди ДТП. Проклятое это местечко, поворот на Калиновку. Разбитый в хлам, обледенелый Т-образный перекресток идет под уклон, и выскочить на дорогу можно, только слегка разогнавшись. Но здесь все в порядке. Проезжаю перекресток и метров через сто вижу такое, чего мне лучше бы не видеть никогда.
Машины по встречке в один ряд объезжают то, что было двумя автомобилями. Груда металлолома, на дороге кровь. Погибшие и раненые. Слышен вой сирен. Объезжаю, как и все, и прикидываю в уме: судя по длине пробки, ДТП произошло минут десять-пятнадцать назад. Судя по положению автомобилей, в десятку, спокойно ехавшую в правом ряду, на большой скорости лоб в лоб въехала иномарка, которая никак не могла там оказаться. Скорее всего, водитель, ехавший навстречу, заснул за рулем. Впечатление тяжелое.
И в то же время пришло четкое понимание, что десять минут назад, именно в этом месте, как всегда в правом ряду, считая его самым безопасным, должна была проезжать я. Кого мне благодарить за то, что отвел меня от такой беды? Ангела моего? Мою Мер-Ка-бу? Да мало ли на свете сил, всегда готовых нам помочь? Важно уметь слышать или видеть те почти неуловимые знаки, которые они подают тебе. Знать, не пришла еще моя пора, не выполнена еще мною «программа пребывания». Я молюсь и благодарю всех, кто смог достучаться до меня. Примите мою любовь!


Невмешательство

Середина января. Позади долгие новогодние каникулы. Я решила, что бесконечная книга закончена. Точнее прекращена. Невозможно сказать все, поэтому нужно остановиться. Ощущение опустошенности. Не знаю, чем заняться. К счастью, дом все время требует внимания, и я обшиваю панелями кухню, мастерю перила, чтобы гости не падали со второго этажа. За долгие месяцы у меня впервые появилось свободное время, от новогодней премии еще осталось немного денег. Снег идет редко, и его уборка не требует много времени. Все каникулы ежедневно хожу в лес на лыжах. Давно забытое удовольствие. Солнце просвечивает сквозь сосны, на ветках молодых деревьев толстым пушистым слоем лежит снег. Я прокладываю лыжню, пыхчу и отдуваюсь, покоряя небольшие холмики, но обратно к дому еду под горку по проложенной мною же лыжне, и ощущаю себя высокой, стройной и молодой красавицей, несущейся, как стрела, навстречу летящему в лицо снегу.
Продолжаю свои опыты по изучению ауры деревьев. Мне казалось, что зимой деревья спят, и я вряд ли что-то увижу, но все оказывается совсем иначе. Мне приходит мысль, что белоснежный покров вполне может играть роль экрана, на котором покажут свои тайны спящие деревья. Я выбираю группку отдельно стоящих сосенок, за которыми простирается снежная равнина. Солнце закрыто тучами, и его слепящий свет сейчас мне не мешает. Я расслаблена после долгой пробежки, в голове не мельтешат назойливые мысли, чувство благоговения перед величием зимнего леса переполнят меня. Я перевожу взгляд с маленькой сосенки на снежное поле позади нее, смотрю как бы сквозь ветки, не замечая их, и вдруг деревце вспыхивает. Все веточки светятся, ширина светящегося контура примерно соответствует толщине ветки.
Я очень осторожно перевожу взгляд на стоящие рядом сосенки, они тоже святятся. Ну, конечно, не зря же сосны – вечнозеленые растения. Жизнь в них не останавливается ни на минуту. Но что меня поразило, так это свет, излучаемый высохшими, торчащими из-под снега кустиками шиповника, и даже просто сухими былинками. На небольшом пятачке, одновременно находящемся в поле моего зрения, в том числе и бокового, светились все растения! Это не было оптическим обманом, и солнце тоже было ни при чем, потому что деревья не отбрасывали тени. Зрелище было впечатляющим, казалось, что кто-то специально организовал подсветку именно этих деревьев. Я перевела взгляд на высокие деревья вдали, и видение исчезло. Но теперь я знала, как вернуть его, и каждый раз, катаясь на лыжах, я останавливалась перевести дух и полюбоваться идущим от деревьев светом.
К сожалению, на этом мои достижения заканчивались. Я уже давненько остановилась на пути познания тонкого мира. Я легко вижу эфирное тело, вижу бесконечный столб света, входящий в голову (или исходящий из нее), но совершенно не вижу цветов. Точнее, я не вижу их глазами. Немного больше я «вижу» руками, точнее, руками я ощущаю вибрации, и, в зависимости от них, иногда вижу цвета «внутренним зрением». Я читала про этот эффект – шишковидная железа фактически переводит вибрации в цвета. И все же мне этого мало. Мне хочется увидеть глазами, чтобы сравнить свои «видения» с тем, что можно увидеть глазами.
В книгах пишут, что научиться видеть ауру глазами может каждый, нужно только терпение, а видеть «внутренним зрением» могут единицы. У меня все наоборот. Самые «простые» вещи мне почему-то не даются. Иногда мне приходит в голову мысль, что Господь не дает мне такой возможности, зная, что я не выдержу и полезу лечить вопреки его воле. И хотя я и даю ему клятву не вмешиваться без его разрешения, в глубине души я не уверена, что смогу удержаться. Мне так хочется, чтобы все вокруг были здоровы! И мне кажется, что все этого достойны. Ведь тело каждого из нас является вместилищем единой божественной души, а она заслуживает того, чтобы обитать в здоровом и прекрасном теле.
К сожалению, это – сильно упрощенный подход, умом я это понимаю, но стоит мне увидеть страдающего, как меня так и подмывает ему помочь. Чаще всего я сдерживаюсь, иногда пытаюсь навести человека на мысль о причинно-следственных связях всего во вселенной, о необходимости постоянного преображения себя, работы над собой, бережном отношении к своей душе. Изредка это срабатывает. Чаще всего – нет. Почему-то больные люди чаще здоровых уверены, что их жизнь – безупречна, и ничего в ней менять не нужно. Вот только болезни замучили…
И все же иногда я вмешиваюсь. И не всегда правомерно.
Не знаю почему, но больные тянутся ко мне, как мотыльки к пламени свечи. Я не скрываю своего интереса к эзотерике и духовным практикам, но и не рекламирую свои успехи. Скорее всего, их притягивает моя энергетика абсолютно здорового человека. Иногда они слушают мои пространные объяснения и советы, изредка им следуют, но чаще всего просто, по их словам, черпают силу в моем энтузиазме. Я понимаю, что служу энергетическим донором, но мне не жалко, я-то умею пополнять запасы энергии.
Однажды на работе у женщины-врача, очень больного человека, случилась беда. Ее единственный, долгожданный внук вдруг заболел совершенно не понятно, чем. Никаких симптомов, кроме температуры. Малыша увезли в больницу, диагноз поставить не смогли, и он лежал пластом, безучастный ко всему, и отказывался от еды и питья. Врачи не знали, как его лечить, и не лечили никак, надеясь, что появятся дополнительные симптомы, которые дадут им ниточку. Но симптомы не появлялись. Несмотря на то, что температуру ему сбили, ситуация не менялась. Малыш ни на что не реагировал и потихоньку угасал. Бабушка, сама врач, совершенно отчаялась. Она рыдала, предполагая, что малышу грозит самое худшее. Я не выдержала, вызвала ее на кухню и отчитала. Она была готова к чему угодно: что я поплачу вместе с ней, что найду чудо-доктора, что вдруг случайно знаю подобные случаи. Но я просто запретила ей выть и пророчествовать плохой исход.
– Немедленно прекрати, ты наносишь малышу непоправимый вред. Не можешь сидеть спокойно, займись делом. Обзванивай знакомых врачей, ищи другую больницу, успокаивай дочку. Если можешь – молись.
– Я не умею.
– Тогда представляй своего внука, как он начинает улыбаться, просит кушать. Что он любит больше всего?
– Кататься на велосипеде.
– Тогда представляй, как он после больницы гоняет на велике. А мы тебе поможем. У тебя есть фотография внука?
– Конечно, на столе стоит. Пойдем, покажу.
– Подожди, сейчас принесу буклет, и мы положим в него фотографию.
Сейчас она уже не была врачом, она была просто бабушкой, испуганной и готовой на все:
– Давай, я подожду здесь.
Мы снова встретились на кухне. Я долго смотрю на фотографию, пытаясь запомнить черты лица двухлетнего пацана. Он такой славный, веселый и доверчивый. Фото почему-то сразу отпечатывается в моем мозгу, хотя у меня не развита память на лица. Мы кладем фотографию в буклет, и я внушаю:
– С этой минуты малыш начнет выздоравливать. А мы ему поможем. Ты будешь представлять, как он гоняет на велике. Я буду медитировать, девчонок подключу. Главное, чтобы ни ты, ни дочь, не паниковали. Это – самое страшное. Мы с вами должны смоделировать другую реальность, в которой все заканчивается хорошо.
Она смотрит на меня недоверчиво, но ей очень хочется верить, и она кивает.
Я захожу в свою комнату. Девчонки смотрят на меня вопросительно. Им тоже очень жаль малыша. Они знают, что я немного чудю, но вполне признают мое на это право. Может быть, потому что я стала гораздо мягче, и им со мной легче, может, потому, что я их начальник и немного в авторитете. В принципе, они доверяют мне и ждут, что я придумаю. И я прошу их:
– Девчонки, давайте поможем малышу!
– С удовольствием бы, но мы не знаем, как.
– У нас сейчас как раз нет клиентов, нам бы минут двадцать тишины! Я попробую направить к нему поток энергии. Люда, я знаю, ты можешь. Молись за него. У тебя молитвенник с собой?
Людмила, веселая, добрая фантазерка, иногда не слишком усердная в работе, всегда носит с собой молитвенник и вполне серьезно относится к религии. Она достает молитвенник и находит молитву на исцеление больных детей. Все, Людмила при деле. Надежда и Леночка хором заявляют:
– А нам что делать? Мы не молиться, не медитировать не умеем!
– А вы будете призывать к постели больного Архангела Рафаила. Он в ангельской иерархии – главврач. Как призыв он воспринимает изумрудно-зеленый цвет. Попробуйте мысленно окутать малыша изумрудно-зеленым светом и удерживайте эту картинку как можно дольше.
Леночка легко согласилась:
– Это мы запросто.
Я улыбнулась. Для меня это совсем не просто. Надежда засомневалась:
– Я попробую.
В комнате стало тихо. Лена с Надей сидели с закрытыми глазами, Люда шевелила губами. Я расслабилась, наполняя свою душу любовью ко всему сущему, к земле и вселенной, к людям и животным. Я унеслась мысленно на планету Бога и поместила образ малыша в пространство мира. Я еще не знала многих, чисто технических приемов исцеления, наработанных веками, но я искренне посылала любовь малышу и видела, как золотой свет окутывает голову ребенка. Я умоляла Господа послать свою любовь, свою энергию сотворения, мать всего сущего, к постели малыша. Слезы лились градом, малыш улыбался мне, золотой свет окутывал его уже со всех сторон. Это энергия любви Господа пришла ему на помощь. Я просто знала это. И была здесь больше не нужна.
Я оставила маленького человека на попечение Бога и вернулась в офис. Быстро вытерла слезы, пока девчонки не открыли глаза и не заметили моей слабости. Через пару минут начали заходить клиенты. В том, что нам никто не помешал, я тоже видела хороший знак. И еще много раз в течение дня я возвращалась мысленно к постели больного и видела его улыбку. Удивительно, но его фотография навсегда врезалась в мою память.
На следующий день довольная и успокоенная бабушка сообщила, что болезнь ушла так же внезапно, как и появилась. Малыш ест, пьет и улыбается, будто и не было этого ужаса. Еще через пару дней их выписали, и ребенок продолжил осваивать свой крошечный велосипедик.
Интересно, что в этом случае я была абсолютно уверена, что не сделала ничего, не угодного Богу. Но бывало и иначе.

https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/

Мы вместе уже несколько месяцев. Сегодня у нас выходной – кто немного отстал, может наверстать. А завтра начнем читать «Блог начинающего мага». В самом начале я уже напечатала несколько отрывков из этой книги, но тогда многое было не понятно, да и часть читателей присоединилась позже. Сейчас все будет понятнее, так как хронологически события происходят именно в том порядке, в котором отрывки печатаются сейчас.
Прошу моих читателей сделать для меня очень важный шаг – зайти на страничку книги в издательском доме Ridero и оставить свой отзыв (внизу страницы) и (или) поставить 5 звезд (посредине страницы). Это – рекомендации другим читателям, стоит ли покупать эти книги, которые продаются в 4 интернет-магазинах, но очень вяло – меня, как автора, никто не знает, а раскрутка стоит очень дорого, и мне она не по карману. Кстати, отзыв может быть развернутым, а может быть кратким, в 1-2 слова.
Чтобы попасть на страницу книги, можно нажать на ссылку или на обложку книги.
Спасибо, что читаете, что ставите «классы», что потратите 5 минут своего времени на отзывы или звезды. Вот ссылки:
Мозаика любви. Роман, 2003
https://ridero.ru/books/mozaika_lyubvi/
Другая реальность. Эзотерический роман, 2008 https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/
До завтра, до встречи на страницах «Блога начинающего мага»!

Лето 2007

Наконец-то кончились июньские снега. И солнце, по которому мы так стосковались, палит в полную силу. Самые тяжелые работы по газификации позади, но до врезки, почти, как до луны. Нужно еще всучить трубу Горгазу! Бегаем за ним и просим: «Пожалуйста, примите наш скромный дар и увеличьте свои отчетные цифры по газификации!», а в ответ только и слышим: «Отстаньте, не до вас!». Ну, да это – такие пустяки, что не стоит и внимание обращать. А вот лето – это то, что доктор прописал! То, что не замерзло в саду, потянулось вверх. Как-то незаметно, а пол участка болотистой целины я между делом подняла и засадила. Жаль, что часть цветов погибла, но ничего не поделаешь. Любуюсь тем, что осталось.
Мои занятия стали пробуксовывать. Нужен партнер, такой же энтузиаст. Как только потеплело, появилась сестренка. Мы тут же отправились в лес, заблудились, вышли часов через пять, усталые. Сестренка осталась ночевать. Конечно, я воспользовалась случаем, но очень осторожно. Вычитала, что подопытному можно нанести энергетический удар. Старалась сохранять в сердце любовь к своей сестренке и ко всему сущему. Что удалось установить: во-первых, чем ближе к земле, тем ее поле становится больших размеров. Вокруг головы оно около сорока сантиметров, а в районе первой чакры – около полутора метров. Не знаю точно, как это объяснить. Она – учительница математики, ведет еще курс решения изобретательских задач. Абсолютно непрактична, вся не от мира сего, то есть я бы ожидала доминирования верхних чакр, ан нет! С другой стороны, ее уровень выживаемости крайне высок, а это уже – нижние чакры. Скалолазание, парашют, скейт, хождение по углям и битому стеклу, попытки переплыть какой-нибудь водоем, сплав на плоту или байдарке – нет опасности, которую она с блеском бы не преодолела. Я считаю, что весь экстрим у нас в семье – от нее, правда, она считает, что у нее эта любовь от меня. Так что вполне возможно, что нижние чакры у нее реально развиты больше верхних.
А вот с вибрациями как-то неясно. У всех, у кого я пробовала определить руками частоту вибрации в районе чакр, я чувствовала круговое движение либо по часовой стрелке, либо против. А у сестренки в районе чакр – покачивание. У некоторых колебание вверх-вниз, у некоторых – вправо-влево. Не знаю, что и подумать. До этого я считала, что вращательное движение, которое я ощущаю – торсионные поля разной направленности. А колебания? Решила, что нужно ввести «поправку на любовь», так как не рекомендуют тренироваться на тех, кого любишь. Ауры не сопротивляются при проникновении, а это меняет ощущения. Попыталась рассматривать ее ауру в районе головы, пялилась долго, но увидела только светящийся абрис шириной в сантиметр-два. В понедельник попыталась проделать то же на работе. У Людмилы ширина светящейся полоски меньше.
Посмотрела любимого. У него полоска шире и ярче. Вообще, у мужчин ауру смотреть удобнее, волосы не мешают. У него светилось не только вокруг головы, но и вокруг шеи и ниже до пояса (он сидел за столом), несмотря на одежду. Это меня не удивило. Я абсолютно уверена, что он светится весь. И я бы не отказалась его обследовать более тщательно, и в одежде, и без, но это обычно заканчивается… Хорошо заканчивается! Единственное, что я могу сказать об этом в связи с моими поисками, так это то, что при приближении оргазма в районе третьего глаза внутренним зрением я вижу цветовые вспышки. Но тут уж надо выбирать, рассматривать ли их или… Чаще выбираю «или», поэтому не знаю, что за цвета я вижу – его или мои?
После того, как мои успехи приостановились, я решила сбегать в интернет и поискать таких же учеников. Может, где-нибудь на форумах иди в блогах кто-то делится опытом? Конечно, нашла. И удивилась. Оказывается, большинство доходит до того же места, что и я, после чего бросают это дело. Есть и те, кто преодолел этот период, и сейчас дает хорошие рекомендации. По совету такого продвинутого сенситива сдернула с интернета книжку Фиери с приложениями. Ура! Две программки с упражнениями, которые позволяют сделать еще маленький шажок вперед. Упражнения получаются слету. А дальше снова – «идите в люди!». А с людьми-то и никак.
Но почерпнула и еще много интересного. Оказывается, многие видят ауру деревьев. А я об этом не задумывалась. Мне даже в лес идти не нужно, только во двор выйти. Все описано четко, не написано только, с какого расстояния удобнее ее рассматривать. И на какой высоте. Смотрю долго, то пытаюсь охватить ствол взглядом с обеих сторон, то смотрю за ствол, то сквозь него. Толку почти нет. А то, что вижу – явно оптические иллюзии.
И тут меня осеняет: а цветы? Чем они хуже? Да они просто самые замечательные существа на свете! Жаль, что их мало, лето подвело. Но то, что есть, – прекрасно втройне. Беру маленький садовый стульчик, сажусь в полутора метрах от сиреневого колокольчика и любуюсь. Потом перевожу взгляд на краешек лепестка, – ничего. Я закрываю уставшие глаза, а когда открываю их, в тот момент, когда они уже не закрыты, но еще и не открыты, краешком глаза замечаю цветовую вспышку. Пробую повторить ракурс, и все получается: краешек лепестка продлевается в пространстве своим световым контуром, таким же сиреневым, но прозрачным, этот цвет является основным, но на солнце этот светящийся ободок переливается всеми цветами радуги. Глаза слегка прищурены и схватывают картинку сбоку. Хочется любоваться бесконечно, но картинку трудно удержать. Повторяю снова и снова, картинка та же, но удержать ее долго не удается.
Передвигаю стульчик к ярко-синей виоле, попросту говоря, к Анютиным глазкам. Вижу прозрачно-синее световое продолжение лепестка, на котором играет радуга. На этот раз глаза почти не скошены, но все же немного прикрыты. Интересно, это – аура или оптический обман? Дело в том, что мои ресницы накрашены синей тушью, а при прикрытых глазах свет солнца может преломляться в них… Встаю, иду к ромашкам. Долго всматриваюсь, ища нужный ракурс. И цветки начинают протягивать свои белые прозрачные пальчики за пределы своих лепестков. И свет переливается на белом. Ромашки удивительно похожи на меня! Примерно то же самое я вижу, когда рассматриваю свою ладонь. Световые лучики-столбики исходят из моих пальцев, а над ними колышется слабая радужная паутинка. Только столбики не белые, как у ромашки, а голубоватые. Значит, если бы в саду росли голубые ромашки, то зрелища моей и их ауры были бы одинаковые! Вот тебе и единство со всем сущим! Единство и уникальность.
Я уже смело говорю об ауре ромашки, потому что в этом случае мои накрашенные синей тушью ресницы уж точно ни при чем. Желтенькие крошечные цветочки куриной слепоты, которая неистребима на моем участке, как всякий настоящий сорняк, поразила величиной ауры: она больше самого цветка. Вот, наверное, в чем секрет жизнестойкости диких растений. И еще мне кажется… Не знаю, стоит ли говорить об этом… Не хотелось бы стать кандидатом в психушку, но уже второй день «развлекаюсь» с цветами и всегда вижу еще кое-что: в абсолютно безветренную погоду тот цветок, который я разглядываю, начинает покачиваться. А остальные рядом – неподвижны. Пока никак не берусь это интерпретировать. Буду считать, что мне показалось.
Кстати, получила еще один неожиданный результат, который легко повторяется, то есть стал уже навыком. Я вижу воздух. Сначала очень удивилась. Сейчас мне кажется это естественным. Произошло это так. Я косила траву по жаре, пот лился градом, и я пошла купаться на речку. Вода еще холодная, я пару раз окунулась и встала на берегу, чтобы немного стекла вода. Никаких полотенец, а уж, тем более, запасной одежды, я с собой никогда не беру. Стою себе, курить давно бросила, чем заняться – не знаю. Рядом – сосенки, небольшие, подростки. Дай, думаю, сделаю еще попытку. Смотрю «сквозь», перевожу взгляд то на ствол, то на ветки. Никакой ауры не вижу, но воздух вдруг начал приобретать структуру, точнее, я начинаю видеть структуру воздуха. Первая мысль – земля «парит» на жаре. Ничего особенного, каждый из нас видел парящий над асфальтом горячий воздух. Конечно, здесь не асфальт, но земля достаточно раскалена. Но тогда бы я видела «парение» над самой землей, а я вижу повсюду, причем ничто не «парит», воздух почти неподвижен, но выпуклый и состоит из переплетения разной густоты прозрачных полосок, на фоне которых пробегает прозрачная рябь. В общем, вижу более прозрачное на фоне менее прозрачного. Головку напекло? Но я стою в мокром купальнике, с мокрыми волосами, и мне не жарко. Пробовала еще не раз. Теперь, стоит расфокусировать взгляд, чтобы попытаться увидеть невидимое, я вижу выпуклый структурированный воздух. Если решаю его не видеть, то перестаю замечать, а если хочу рассмотреть, то вижу. Про воздух никто не пишет. Может быть, просто не считают важным?

Лето в разгаре. Наша деревня напоминает курортный городок – население увеличилось многократно. Я вношу свою долю в этот рост населения: каждые выходные у меня толпятся люди, которых невозможно не позвать в гости. Одну неделю – родня бывшего мужа, другую – родня умершей старшей сестры. Плюс дочери с подружками, плюс младшая сестренка – постоянно действующий летний персонаж, плюс собаки… То друзья вспомнят – и смешаются с родней и собаками. Каждое посещение сначала меня напрягает – денег нет совсем, а кормить-поить надо, не поймут, обидятся. Каждому кажется, что он-то – не частый гость, долгожданный. Так и есть. Выкручиваюсь, занимаю-перезанимаю, а потом оказывается, что я была страшно рада повидаться и пообщаться. Одно напрягает: работы – непочатый край, а лето уходит… Всю неделю подъем в шесть, возвращение с работы в половине восьмого. Успеваю только полить огород и клумбы с цветами. Зарастает мой зеленый материк! Да и на мои опыты остается так мало времени!
И вот свершилось: сегодня первое воскресенье, когда меня никто не посетил. Ура! Встала очень рано, пока трава мокрая, и ну косить! И перед домом, и во дворе. И пропалывать. И проявились деревья и кусты, и потребовали полива. Шланг не дотягивается, бегала через весь участок с ведрами, вех напоила. Оглядела дело рук своих, которые уже ныли от усталости, и возрадовалась! На розовых кустах-первогодках раскрылись две бордовые розы, и множество бутонов предвосхищают появление желтых роз. Белые и розовые пионовидные маки разбрасывают свои лепестки; яркие, всех цветов радуги, эшольции раскиданы повсюду без всякого плана; синие, фиолетовые и желтые виолы, а попросту, Анютины глазки, так восхитительно нежны! Немного желтых ирисов, голубой дельфиниум, несколько белых колокольчиков да пара маргариток, – вот почти и все мое богатство, которое растет с каждым днем. Уже набирают цвет флоксы, портулак и космеи, несколько гладиолусов смотрят в небо, пока не решив, стоит ли выпускать свои стрелы. Только бы лето не торопилось уходить!
Закончив с делами во дворе, завожу огромную стирку, которая больше не может ждать. Машинка в доме крутится, я ношу ведрами белье на улицу, там из шланга течет очень чистая вода. Оказывается, чем больше используешь воду, тем чище она становится. Полощу белье в огромном тазу, отжимаю и развешиваю везде, где нахожу место: на веревке, на заборе, на скамейке, на столе. Бегаю из дома и обратно часа три. Ем на бегу, питаюсь с огорода: салат да окрошка. Около трех часов дня останавливаюсь перевести дух. Встаю на весы. Поправилась на килограмм. Катастрофа! Целый день ношусь, почти не ем – и поправляюсь. С тех пор, как бросила курить, набрала уже около десяти килограммов. При моем-то образе жизни! Если так будет продолжаться, придется закурить. Жаль, совсем не хочется. Понаблюдаю еще немного, авось, «распирание границ» закончится!
С наслаждением, медленно и тщательно мою машину. Это – целый воскресный ритуал. И на чистой машине – в баню! Под веничком натруженные мышцы расслабляются, усталость уходит, уступая место блаженной легкости. Все. Сегодня – ничего тяжелого, только мелочи типа приготовления пиши и маникюра.
И, наконец, – за компьютер. Очень хочется рассказать о своих опытах. Продолжаю пользоваться моментом, то есть тем, что сестренка летом частенько ночует у меня. Использую ее в качестве подопытного кролика. И даю ей попользоваться мною. Ей тоже интересно. Она повторяет за мной упражнения, и у нее многое получается.
За этот месяц я сделала две покупки, в которых себе давно отказывала: набор цветного картона для экранов и настольную лампочку с регулятором яркости. Долго рассматривала свои ладошки на фоне разноцветных экранов. И экраны одних цветов на фоне других. Да, дополнительные цвета мне удавалось увидеть, и, судя по литературе, это приближало меня к видению аурических цветов. И вот – опыты «на человеке». У сестренки болит голова, она уже давно давит подушку, но мужественно просыпается, помня свое обещание. Она держит за спиной белый экран, точнее – лист ватмана. Пасмурное небо почти не освещено, и в комнате, наконец, темно. Сестренка держит экран за спиной, время от времени она засыпает на ходу и роняет экран, но поднимает и снова принимает прежнее положение. Я сижу напротив и навожу свет куда-то в лоб, в район кромки ее волос. Медленно убавляю свет и смотрю повыше ее головы. Пытаюсь расслабиться и расфокусировать зрение. По мере снижения яркости света полоска вокруг ее головы и плеч становится все ярче, но она не широка, сантиметров пять-семь.
Это мы уже проходили. Продолжаю убирать яркость, дохожу уже почти до нуля, и вдруг появляется световое образование вокруг ее головы. Светящееся облако имеет совершенно неправильную форму, будто доспехи средневекового рыцаря, сотканные из света, только в средней части свет продолговато выпирает вверх сантиметров на сорок, причем одна его сторона скошена. Спрашиваю сестренку, как именно болит у нее голова. Оказывается, болит только справа, боль пульсирующая. Интересно. Именно справа светящееся облако выступает намного сильнее, чем слева. Интересно, что же я вижу? Энергию? Ауру, но опять в «черно-белом изображении»? Или боль, пульсирующую, создающую изменение симметрии «световой шапки»?
Сестренке тоже интересно, и она, не смотря на боль, смотрит сквозь меня, пытаясь расфокусировать зрение и крутя ручку яркости. Я расслабилась: пускай себе поиграет, быстро наиграется, и – спать. Денек был суматошный, спать хочется, как из ружья. Я уже почти сплю, мешает только экран за спиной, который очень неудобно держать. Пожалуй, могу уснуть и так. Я почти уплываю, вдруг голос сестренки приводит меня в чувство. Она кричит:
– Ни фига себе! Никогда бы не поверила! Так это же нимб! Как у святых рисуют!
– Не шуми, напугала. Какой нимб? Опиши, что увидела?
– Такое яркое сияющее облако вокруг головы! Оно намного перекрывает тень от головы на экране!
– По-моему, нимб – это светящаяся вращающаяся тарелка.
– Тарелку рисуют у Бога, а у святых – просто свечение вокруг головы.
– Не смеши меня, у меня сил нет смеяться. Это так выглядит свечение эфирного тела. По крайней мере, так в книжках пишут. А цвета, цвета ты видела? – спросила я ревниво.
– Нет, ровное слегка золотистое свечение. Примерно радиусом еще на полголовы.
– Эх, что-то у нас с восприятием цветов не так. Пошли спать, может, в другой раз получится. Устали обе, может, это сказывается. К тому же, вместо расслабления, засыпаем на ходу.




Эпилог
Лето 2007

Бесконечен Путь познания, как бесконечна Вселенная. К чему описывать по шагам продвижение, медленное, но неуклонное, преображение души, познающей свое единство с миром и свою уникальность? У каждого свой Путь. Мой – не лучше и не хуже вашего. В чем-то он такой же, в чем-то – совершенно особенный. Я пытаюсь познавать мир через любовь, и она дает мне силы жить. Я перечитала огромную кучу книг, некоторые произвели на меня сильное впечатление. «Космоконцепция розенкрейцеров» Генделя завораживает упорядоченностью картины сменяющих друг друга миров, Монро поразил мое воображение, сведя в «Окончательном путешествии» в единую картину свои многочисленные опыты, описанные в предыдущих книгах. Почему же люди, которым открываются другие миры, сильно расходятся в деталях? Возможно, ближе всех к истине картина мира описана у Мельхиседека: там, за порогом нашего мира, каждый сам творит свою реальность. А здесь мы репетируем, учимся, ошибаемся, ищем истину и учимся любить. И создаем свои реальности, чаще всего не подозревая об этом.

И когда я обращаюсь к Отцу небесному, я прошу его:
Господи! Пусть в моей жизни будет еще больше любви и гармонии, тепла и света, молодости, здоровья и благополучия! Господи, Отец небесный! Удостой меня любить тебя и быть любимой тобою! Веди меня и дальше по пути познания, удостой меня доверием, расширяя границы чувственного восприятия мира! Научи меня чувствовать, любить и понимать все, сотворенное тобою! И пусть никогда я не использую данные мне знания во вред людям, земле и Вселенной. Удостой меня, Господи, писать книги любви, и пусть люди, читая их, учатся любить и быть счастливыми.

Так просто и естественно – быть частицей мира, созданного любовью. И любовью, создающей миры.

Я – атом Вселенной, Я – семя Земли,
Я – эхо осеннего сада,
Я – просто песчинка в дорожной пыли,
Я – спелая гроздь винограда.

Я – ветер и парус, волна и прибой,
Я – капля воды в океане.
Я – пропасти мгла между мной и тобой,
Я – музыка, песня и танец.

Я – плоть и Я – поле, Я – квант и волна,
Я – Господа губы и руки,
Я – осень и лето, зима и весна,
Я – Господа радость и муки.

Я – сгусток энергии, лук и стрела,
Я – Путь сквозь пространство и время,
Я – бурный роман, догоревший дотла,
Я – страсть, Я – рожденье и бремя.

Я – Вера, Надежда Любовь и Мечта,
Я – Вечность, Я – жизнь и мгновенье
Я – вечер и утро, Я – мать и дитя,
Единой Души воплощенье.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Лето 2007

Наутро перед напряженным предстоящим днем, сидя перед огромным окном, дающим панорамный обзор хмурого, затянутого облаками неба, я, закрыв глаза и мысленно паря над планетой под музыку моей души, наполнила сердце любовью к матери Земле и Отцу небесному и, соединив свои вибрации с их ответными посылами любви, вошла в медитацию Мер-Ка-Ба. Все шло так, как и должно было идти: любовь ко всему сущему в моем сердце переполняла меня, а это служит верным признаком того, что медитация состоялась. В конце, когда золотой фонтан уже бил из моей макушки, поливая весь мир потоками золотистой энергии, я попросила показать мне мою ауру, которую я раньше видела глазами только в бело-голубом изображении. Мне было так хорошо, что я не открыла глаз. Где-то на заднем плане проплывало воспоминание о вчерашних дарах и мысль о том, что, если все это было, пусть даже в другой, но реальности, то сейчас я увижу себя во всем цвете.
И я увидела. Внутренним зрением. Густой фиолетовый цвет окутал мою голову, сквозь него было видно пятно золотого света, как маленькое солнце. Оно светило все ярче, фиолетовый цвет стал разряжаться, светлеть и постепенно уступил место синему, очень тонкому и прозрачному, быстро сменившемуся голубым. Голубой цвет (скорее свет) имел совершенно дивный оттенок, не поддающийся описанию словами, скорее всего, подошли бы слова о цвете морской волны, но они все равно не отразили бы ровную светящуюся прозрачность, все время меняющую оттенки. Пройдя все возможные стадии трансформации, голубой плавно перетек в зеленый, очень слабенький и имеющий ярко выраженное золотистое свечение, которое, в свою очередь, стало преобладать и напомнило мне об ожидаемом желтом.
Оранжевый и красный отсутствовали в моем спектре, как я не старалась их увидеть. Их просто не было! Я немного обиделась: простые чувственные удовольствия мне не чужды, почему же спектр цветов моей ауры так ограничен?
Я стала по очереди подносить свою руку к чакрам и смотреть их цвета по отдельности, все было четко, пока я не дошла до пупочной чакры. Не вижу. Пошла обратно вверх – вижу. Возможно, дело в том, что на мне слишком много одежды именно в этих местах; что музыка совершенно неземная и мыслям о земных наслаждениях нет места в моей душе; что состояние медитативного блаженства слишком глубоко. Я представила перед мысленным взором своего любимого, простого, земного, которого люблю не только душой, но и каждой клеточкой своего тела. Окутывавший меня в ту минуту фиолетовый цвет в центре своем как бы расступился и в образовавшийся проход хлынул темно-розовый свет. Это был розовый луч, а точнее что-то вроде розовой дороги сквозь фиолетовый простор, причем «обочины» этой дороги представляли из себя смешение розового и фиолетового в разных пропорциях и служили границей постепенного перехода одного цвета в другой. Я стала представлять разные картинки наших долгих отношений, и на фоне фиолетово-розовой дороги стали появляться зеленоватые и голубоватые с золотистым оттенком пятна, яркие, как вспышки, просто они не вспыхивали перед моим внутренним взором, а медленно всплывали, не меняя картины в целом.
Я попыталась представить какую-нибудь бяку, кого-то, кто обидел меня, кого я не люблю, и не смогла. Тогда я усилием воли назначила в нелюбимые замордовавших меня рабочих, но никакой ненависти не почувствовала. Легкие пастельные тона, не больше. Более того, я почувствовала к ним даже симпатию. Странно, но в данном случае цвет, по-моему, был первичен, а симпатия – вторичной. Естественно, ведь цвета отражают состояние моей души, а я из медитации так и не вышла. Вообще состояние было не совсем понятным, где-то на грани, потому что сознание все время присутствовало.
Пора, наверное, заканчивать, а то самосозерцание скоро может стать любимым занятием. Будто смотришь снятый только для тебя и понятный только тебе клип, где цвет, музыка и душа живут самостоятельной жизнью почти отдельно от тела. Под занавес я попросила показать мне всю ауру целиком и любовалась ею, уже постепенно выходя из медитации. Мысли о предстоящем дне уже лениво шевелились в моей голове, совершенно не выводя меня из душевного равновесия, цвета плавно переливались, перетекая один в другой. Я вспомнила компьютерные программы воспроизведения музыки в цвете, они тоже очень красивы, но в них все равно чувствуется механическая правильность отображения цветов и оттенков, упорядоченность геометрических форм, которые принимают цветовые потоки. Всплыл прикол: ты апельсин ел? Совсем не то. Все, раз начала иронизировать, значит, вышла полностью. Жаль, было очень красиво. Если бы я была модельером, я бы обязательно воспроизвела в одежде ту гамму розового и фиолетового, но разве кому-то объяснишь, как цвета струятся друг в друга? Или шторы в спальной: палево-фиолетовые глухие шторы, палево-розовая органза и солнце, светящее сквозь них. В такой спальне можно только любить друг друга. Дизайнеры, ау, где вы? Дарю идею.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Лето 2007

Я все еще кручусь между газификацией, у которой конца не видно, и огородом, точнее болотом, упорно превращаемым мною в сад, но начинаю входить в колею, и, хотя и устаю, но еще не свалилась, а теперь, когда холод отступает и жизнь налаживается, уже ни за что не свалюсь! Интересно, вчера вычитала, что мы вступаем в пятую эру через развитие пятой чакры, чакры силы воли. Пожалуй, так и есть. Уж мою-то силу воли развивают со страшной силой!
По вечерам перед сном снова медитирую, уже удалось побывать и в нефритовом, и в розовом храме, но особого впечатления на меня эти путешествия не произвели. А вот «Встреча с наставником» заставила задуматься. Дважды ставила эту медитацию и дважды не врубалась. Наставника видела, но и только. Ни имени, ни даров. Ни ответов. Дело, по-моему, в том, что ведущий – не знакомый, ведет иначе, чем Фаргат. Фаргат делает паузы, давая возможность душой унестись вдаль, а этот чешет, я за ним не успеваю. Тогда я поставила свою любимую музыку, сама вошла в медитацию и пошла потихоньку уже знакомой тропой на берег моря. Я шла по краю берега, легкие сумерки опускались на землю, теплая вода вперемежку с песком сочилась сквозь пальцы ступней, белая туника трепетала на ветру, по нижнему краю шевелилась полоска черно-белого геометрического орнамента, – стилизованная под греческий узор спираль Фибоначчи. Я удивилась, поняв, что я в Греции.
Вода ласкала мне ноги, заманивая меня в сою обволакивающую глубину. Я поддалась соблазну, пошла вглубь и легла на воду, ощущая ее теплую упругость, затем нырнула и поплыла под водой, не чувствуя никакой нехватки воздуха. Подводный мир был именно таким, о каком я всегда мечтала, – без водорослей и медуз, прикосновение которых могло разрушить чары загадочности прозрачной голубой бездны. Я плыла не просто так, меня вела интуиция, что-то ожидало совсем рядом. Вдруг внутренний голос велел мне остановиться. Я огляделась вокруг – ничего. Но все мои чувства говорили – это здесь. Я повернулась, изменив точку обзора, и сразу увидела изогнутую ручку, являвшуюся частью чего-то, затянутого песком. Я потянула за эту ручку, и песок отпустил свое сокровище – старинную амфору. Внезапно я ощутила резкий недостаток воздуха. Это говорило мне, что я нашла то, что должна была найти. Пора наверх.
Я вылетела из воды, как пробка из бутылки, втянула воздух и успокоилась: видимо, глубина была не такой уж большой, да и пробыла я под водой совсем не долго, потому что никаких неприятных ощущений резкое всплытие не вызвало. Я вспомнила о своем трофее, он мешал плыть, но не настолько, чтобы я его бросила.
Я вышла на берег, мокрая туника липла к телу, но теплый вечерний ветерок не холодил тело, а ласково высушивал тонкую ткань. Я пристально рассматривала кувшин в лучах заходящего солнца. Ничего особенного. Очень старый, замшелый, давно потерявший товарный вид. Наверное, он представлял историческую ценность. Я набрала горсть песку и стала осторожно натирать стенки амфоры. Я ожидала, что найденный кувшин – керамический, но он был явно из металла, возможно, бронзы. И внизу по окружности стал вырисовываться орнамент – точно такой, какой украшал мою тунику. Я задумалась. Я должна разгадать загадку, заданную мне морем. Моя рука ощупывала выпуклый узор, а перед мысленным взором вспыхивали картинки, сменяя друг друга. Вот красавец огромного роста протягивает мне эту амфору, которая кажется крошечной в его ладонях. Из горлышка горделиво выглядывает неимоверной красоты орхидея.
– Я сделал кувшин для тебя, видишь, на нем орнамент, обозначающий принадлежность к вашему роду. А эта орхидея столь изысканна, что затмить ее может только один цветок – ты, моя Тайа.
Я любовалась цветком и вздрогнула от неожиданности, услышав свое имя. Я уже знала его. Память тут же перенесла меня в тот день, когда я, совсем не ожидая ничего особенного, решила, играючи, узнать свое звездное, истинное имя. Делается это так. Входишь в легкое медитативное состояние, резкий выход, правой рукой задаешь вопрос, берешь ручку в левую руку и ждешь, что она тебе напишет. Я не очень-то верила в эту практику. Возможно, она и срабатывает у тех, у кого правая половина мозга подавляется более развитой левой, но у меня обе доли абсолютно симметричны, это – научно доказанный факт. Следовательно, ни одна из них не доминирует над другой, и я вряд ли узнаю что-то новое. Но женское любопытство – страшная сила. И вот уже я пишу вопрос: как меня зовут? Пытаюсь прислушиваться к себе, – ноль. Сознание услужливо перебирает имена и прозвища, которыми награждала меня жизнь. Больше всего мне нравилось, как отец называл меня Тюхой, кратко от Катюха. Воспоминание наполнило душу любовью. Мне всегда было так хорошо и уютно, когда отец звал меня: «Тюха, иди домой!». Левая рука потянулась к бумаге и начала с трудом выводить заглавную «Т». Вот и все, опыт не удался. Ответ подсунуло сознание, а это – явная подтасовка. Я закончила писать и встала, не глядя. Да, я не узнала ничего нового, но я вспомнила детство и отца, еще молодого, но уже с седыми висками. Душа переполнилась любовью, слезы подступили и высохли: нельзя оплакивать давно ушедших и причинять им боль, пусть они ощущают только нашу любовь. И я послала своему давно ушедшему отцу золотой шар, послала его в никуда, просто в небо.
Прошло больше недели, пока я решила прибраться в своей комнате. На столе валялся листок, на котором моим корявым почерком было написано:
– Как меня зовут?
И еще более корявый ответ, написанный большими неровными, но отчетливо читаемыми буквами:
– Тайя.
Именно так, через «й», а не просто Тая. Тогда я была ошеломлена, ведь я была уверена, что моя рука вывела «Тюха». И вот сейчас (точнее, в прошлом, явленном мне сейчас в модифицированном состоянии сознания) красавец гигант произнес это «Тайя» именно так, акцентируя «й». Где-то на периферии сознания промелькнула мысль о раздвоении личности. И упорхнула. Я подняла глаза на гиганта и залюбовалась его статью и голубыми глазами, светившимися нежностью.
– Какой чудесный подарок! Я возьму эту амфору с собой в путешествие, она будет напоминать мне о тебе. И орхидея не успеет завянуть, как я вернусь.
– Не уезжай, умоляю тебя. У меня нехорошее предчувствие.
– Прости, я должна быть с моим народом в его смертный час. Я должна спасти хотя бы тех, кого еще можно спасти.
– Я поеду с тобой.
– Нельзя, ты – чужеземец, ты – не такой, как мы. Они не поверят.
– Неправда, мы – одинаковые.
– Да, я знаю. Теперь знаю.
– А если ты не вернешься?
– Значит, мы встретимся там, где время не властно. Мы все равно встретимся.
– Да. Конечно. Время и пространство не имеет значения, когда любишь. И все же…
– Прости. Решено. Но я вернусь и приведу мой народ.
– Я буду ждать.
– Ты многому научил меня, Виктор.
– А ты научила меня любить.
– Хватит прощаться. Мне пора.
Я отвернулась, чтобы он не видел навернувшиеся слезы. И улыбнулась, вспомнив, что ему не нужно видеть, чтобы знать.
Когда мой корабль вернулся, Виктора уже не было. Не было и следа той земли, на которой он должен был ждать меня. И я бросила кувшин за борт в том месте, где раньше был его дом.
Я сидела на берегу моря, прижимая к груди амфору и глядя в пространство. Виктор. Встречались ли мы еще? Или тот верный рыцарь, самый преданный друг, нежно влюбленный болезненный подросток, тезка голубоглазого гиганта… Самый первый из моих друзей, ушедший вдруг, неожиданно и бессмысленно? Неужели они приходят в этот мир разом со мной только для того, чтобы полюбить и уйти? Кстати, что я здесь делаю? Я пришла на встречу с наставником и опять отвлеклась. Интересно, кто он, мой наставник. Я уже видела его однажды, он пришел ко мне в облике человека, но ничего больше я не узнала. Он был смугл, с густой копной седых волос, с седыми усами и небольшой седой бородкой. Я подняла глаза. И снова увидела его. Он был в белом хитоне, светящемся в лучах закатного солнца. Я всем телом ощутила, что он там, вдалеке, улыбается мне. Я пошла навстречу, перебирая в уме имена известных мне Наставников, Мастеров, Мессий, Вознесенных учителей: Иисус, Адама, Амелиус, Эль Мория… Душа не откликалась. Внешность его была мне приятна, но незнакома. Конечно, он мог принять любое обличие, и принял именно то, какое бы я и хотела увидеть. И вдруг, приблизившись, я выпалила:
– Виктор!
Он улыбнулся:
– Тайя!
– Ты? Здесь?
– Ты все-таки нашла способ увидеть меня!
– Ты совсем другой.
– И ты.
– Как давно мы не виделись!
– Я всегда был рядом.
– Кто ты? Ты – мой наставник? Мой ангел? Одно из моих высших я?
– Слова ничего не обозначают.
– Знаю. Ты – моя любовь, которая всегда со мной.
– Да, и это тоже. Что же ты не просишь у меня трех даров?
– Зачем? Ты здесь, и больше мне ничего не нужно.
– Но ты – не здесь. Проси, таковы правила игры.
– О, мой король! Одари меня трижды!
– Я не король, ты опять прикалываешься! Правила требуют, чтобы я дал тебе три подарка, а ты сама разгадала бы их смысл.
– Да, я помню.
– Но раз уж ты назвала меня королем, я одарю тебя по-царски! Говори, чего хочешь!
– Пошли мне дар видеть.
– Он есть у тебя!
– Пошли мне дар исцелять!
– Он есть у тебя.
– Как же так? У меня ничего не получается!
– Ты пытаешься исцелять жалостью, а не любовью.
– Это почти одно и то же. Мне так жаль их, что я почти люблю.
– Это «почти» мешает тебе. Если ты почувствуешь безусловную любовь к этому человеку, то, значит, почувствуешь любовь Господа. Тогда – сможешь. Если не почувствуешь, то даже не пытайся. Значит, Богу не угодно. Проси еще.
– Хватит, у меня все есть.
– Тогда прощай. Лови!
Он махнул рукой, что-то упало рядом со мной на песок. Я подняла. Это была авторучка. Совсем не древнее, греческое стило, а обыкновенная шариковая ручка.
Я смотрела с недоумением. Он уже уходил, я крикнула вслед:
– Что мне писать?
– Ты знаешь.
Я, действительно, знала. А, может, я ошибаюсь?
– Я напишу тебе!
– Ты всегда делала это. Ты всегда пишешь для меня. Тот триптих – он о нас. Ты – мой цветок. Да, и ту книгу, о которой ты пока только мечтаешь. Я жду.
– Прощай, любовь моя!
– Мы еще встретимся.
Слезы лились, разъедая кожу век. Я начала приходить в себя. Музыка закончилась, и я очнулась, счастливая. Что это было? Сон или явь, или грезы наяву? Завтра я проверю, а сегодня – спать, спать… Взгляд упал на столик возле кровати. На нем лежала авторучка. Странно, когда я успела ее туда положить? Я давно набираю тексты на компьютере.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Лето 2007

Утром попала в пробку, сидела часа полтора. Хорошо, что выезжаю за два часа до работы, сижу, не нервничаю. Тупо гляжу в пространство и понимаю, что состояние мое уже близко к медитативному, и, если пробка не тронется, я усну. И тут меня осеняет: чего это я сижу, почему бы ни заняться созерцанием? Отвожу правую руку в сторону вниз и на фоне черного резинового коврика вижу дрожащее прозрачное легкое сияние между пальцами, затем – столбики света, исходящие из кончиков пальцев, и вдруг – переливчатые полукружья над кончиками пальцев поверх светящихся столбиков света. Я говорю «переливчатые», потому что не могу сказать – «радужные». Полукружья слабо светились с разной интенсивностью, и это наталкивало на вывод о слоистой структуре исходящего света. Возможно, я увидела то, что хотела – собственную ауру! Но – увы! – в не цветном исполнении. Наверное, так бы выглядела радуга по черно-белому телевизору, только на черном фоне свет был не белым, а каким-то прозрачным, пронизанным многочисленными голубоватыми ниточками. Глубокое праническое дыхание увеличивало свечение, а скорее – мерцание. Сижу, любуюсь. Сзади бибикнули, и я нажала на педаль газа, впервые сожалея, что пробка, наконец-то тронулась.
Интересно, почему я могу сфокусировать зрение так, чтобы начать видеть энергию, но не могу увидеть аурические цвета? Уж не происходит ли это потому, что я упражняюсь в «видении», находясь в расслабленном состоянии, и мои энергии все – одного цвета – голубовато светящиеся в покое и фиолетовые в момент максимального единения со всем сущим через любовь? Тогда я зашла в обучении в тупик: чтобы увидеть яркие краски, нужно испытать сильные эмоции, например, разозлиться, а злиться, пребывая в легком медитативном состоянии, я не умею. Предположим, я заземляюсь и быстро выхожу из состояния альфа, но тогда я могу вообще ничего не увидеть. Вывод: нужно довести полученные навыки до автоматизма, чтобы «видение» срабатывало всегда, в любой ситуации, а потом … разозлиться! Как жаль, что у меня нет партнера для обучения. Одного, который с удовольствием провел бы у меня ночку-другую, при этом не любимого, то есть вполне подходящего для опытов, я знаю, но боюсь, что это плохо кончится. Буду водить вокруг его обнаженного тела руками, переодевать его в белые одежды, часами рассматривать на фоне белой простыни или голубого неба… После этого, как честный человек, я должна буду на нем «жениться», а это в мои планы не входит. Я приехала на работу, ухохатываясь.
В этот день у нас на работе появилась Оксана, та, которая вся постоянно излучает Любовь. Оказывается, она дружит со Светой, нашей оперативницей. Странен мир, и странны дружеские союзы. Мы немного поболтали, и я рассказала, не без доли самоиронии, о своих упражнениях. Оксана улыбалась загадочно, потом сказала, чтобы я обязательно продолжала опыты. Оказывается, у нее «внутреннее видение», то есть она легко видит с закрытыми глазами, а с открытыми не умеет. На прощание она сказала, что моим коллегам по работе страшно повезло, потому что я вся свечусь, и они купаются в этих потоках. Забавно, но именно этими словами я подумала о ней за секунду до того, как она сказала это обо мне. Я не вижу ее сияния, но я его ощущаю всем существом. После встречи с ней я весь день улыбалась. Бывают же такие счастливые, светлые люди! Это я не о себе, а, может быть, чуть-чуть и о себе…



Лето 2007
Глобальное потепление обходит нас стороной. Июньский снег и град сменяют друг друга, ветер просто свирепствует, солнца мы практически не видим, а дождь вместо снега уже воспринимается как подарок судьбы. А сегодня полдня светит солнце, на улице уже какое-то подобие лета, в полдень доходит аж до четырнадцати градусов. Жизнь потихоньку налаживается.
Две недели не садилась за компьютер, точнее, иногда доползала до него, измученная до последней степени, играла пару партий в какую-нибудь незатейливую игрушку и падала в кровать. Газификация отнимает все силы. В пятницу, первый день двухнедельного отпуска, съездила в город, на базе нашлась единственная газовая плита оговоренных в проекте размеров. С плитой в багажнике заехала в ЖЭО, свозила инспектора по вентиляции осмотреть дом на предмет ее отсутствия. Не сказал ничего нового, взял денег за визит и пообещал взять еще после того, как будет встроен вентканал, за составление приемочного акта. Почему государственный служащий берет деньги за выполнение своих прямых обязанностей, лучше не задумываться. Короче, меня начали доить. Позвонила тем, кто займется моей вентиляцией (все передают тебя по цепочке только определенным фирмам и лицам, причем государственные чиновники намекают, что если ты обратишься в другую фирму, то у тебя могут быть проблемы при сдаче в эксплуатацию). Подъехали два вполне адекватных мужика, пообещали начать работы на днях, если выкроят время, но времени у них нет, так как они работают на другом объекте. Видимо, на что-то намекали, но я сделала вид, что не поняла, сказала, что мне очень жаль, но у меня не так много времени, чтобы ждать у моря погоды. Придется искать менее занятых. Они отчалили, сказав, что это – мое право, но лучше не тратить время на поиски, лучше них все равно нет. Кстати, они удивились, что я так наивна, ведь в фирме, которая тянет газопровод, тоже очередь.
В выходные закупила бочки под антифриз, переставила окно в будущей котельной, сейчас оно открывается именно в верхней трети, как и требовали газовики. Правда, никто из нас теперь до форточки не дотягивается, а стремянка там не помещается, но я дала себе слово не искать смысла в бессмысленных требованиях, а просто тупо их выполнять, иначе останусь без газа. В воскресенье выстроила стену между комнатой и подсобным помещением (техника была отработана до мелочей еще прошлым летом на строительстве предбанника) и врезала в нее дверь. Дверь все время норовит открыться, но это не так важно, главное, есть требуемая стена и обязательная дверь. Устала, как собака. Что делать дальше, не знаю, шансов успеть все за две недели, практически нет. Вечером, перед сном, делая медитацию Мер-Ка-Ба, в момент программирования своего тела света, набралась наглости и попросила его помочь мне с газификацией, а точнее, сделать так, чтобы у всех на меня нашлось время. Чувствовала себя неловко, никогда раньше не просила ни у Господа, ни у Ангела своего, ни у Мер-Ка-Бы ничего мирского.
В понедельник отправилась в фирму, занимающуюся прокладкой газопровода. И тут поперло. Выяснилось, что в связи с неготовностью запланированного объекта у них образовалось окно в среду и четверг. Вопрос стоял ребром: успею ли к утру среды подготовить канаву и выдолбить стакан под опору. Звоню таджику Сане (конечно, реально его зовут иначе, но они любят называть себя русскими именами), и он обещает за два дня справиться. Договариваюсь на среду, плачу деньги и даже получаю скидку за то, что не прошу чека. Ясный перец, что сработают в неучтенку, но я дала себе слово больше ни во что не вмешиваться, иначе…
Да, могу пролететь, как фанера над Парижем. Получаю полутораметровую трубу под опору и отправляюсь добывать отсев, цемент и щебенку. Цемент с отсевом, расфасованным в мешки, нахожу быстро, щебенка у них тоже есть, но торгуют машинами, по шесть кубов. А мне нужно несколько ведер. Загрузив свою бедную машинку под завязку (хорошо, что я основательно ее подремонтировала), еду, оглядываясь по сторонам и ища, где идет работа с применением щебенки. У переезда внутренний голос советует мне свернуть направо (никогда там не была). Через двести метров, за поворотом, вижу две огромные горы щебенки и десятка два мужиков с лопатами. Нахожу бригадира и выпрашиваю мешок щебенки за чисто символическую плату («на пиво»).
Приезжаю в свою деревню часам к двенадцати, начинаю выгружать отсев. К счастью, мешки маленькие, по тридцать килограмм, но все равно тяжело. Неподъемный мешок со щебенкой помогают выгрузить таджики, точнее, мальчик Умет, которого привел Саня. Оказывается, его работники заняты на другом объекте, и он «перекупил» пацана у другой бригады. Первое впечатление очень тяжелое, Умет, в соплях с ног до головы, производит впечатление недоумка, но Саня клянется, что все успеют, вот только Умет отлучится на пару часов, чтобы доделать кое-что. Реально он пришел часов через пять, когда я уже начала нервничать. Срыв сроков становился вполне реальным, а дальше, понятное дело, вспоминалась фанера над Парижем.
Я долбила стакан под опору, в это время дочка привезла электрика, он устанавливал двутарифный счетчик. Саня, начальник по таджикским меркам, к тому же не совсем здоровый, работал еле-еле, только чтобы застолбить объект. Привезенный мною от Сереги ямобур оказался абсолютно бесполезен, так как почва оказалась искусственной и состояла из песка, глины и щебня и поддавалась только лому. К счастью Серега, который живет своим хозяйством уже лет десять, видимо, предвидел такой ход работ и дал мне в придачу к ямобуру пару ломиков, один длиной больше метра. Он-то и пригодился. Если сначала я его с трудом поднимала, но постепенно я начала махать им, будто всю жизнь только этим и занималась. Вопрос, как вынимать вырубленную почву с глубины метра и более, решен был с помощью все того же половника, скотчем прикрученного к кочерге. Когда глубина стакана достигла назначенной отметки, твердый грунт сменился мягкой почвой, которая норовила втянуть в себя опору. К тому же вода стояла сантиметров на двадцать, и я боялась, что трубу затянет до того, как я успеет затвердеть бетон. К ночи опора стояла, забетонированная, выглядывая из земли ровно на двадцать сантиметров, чего и требовалось добиться. У таджиков дела шли похуже, но все же продвигались. Мне еще нужно было сбить мост, чтобы машины могли проезжать беспрепятственно, но сил уже не было. Решили, что собственно асфальт таджики будут вскрывать в последнюю очередь, так что мостик успею сбить завтра с утра. Едва отмывшись, упала без сил, все мышцы болели так, что уснуть не могла. Поставила диск с новой медитацией, купленной в клубе «духовное кино» за день до отпуска. Приятный мужской голос предлагал посетить розовый храм любви в Телосе, предварительно хорошо расслабившись. Расслабление под его голос, ведущий сознание по телу от одной точки к другой, было исполнено виртуозно нами обоими. Он вел, я шла за голосом, после чего «отрубилась», так и не узнав в тот раз, какой он, розовый храм любви.
Наутро, позавтракав и с трудом переставляя ноги, пошла во двор сбивать мост. Доски нужной толщины, хотя и старые, во дворе были. Но – с торчащими гвоздями и все – разной длины. К счастью, недавно обзавелась гвоздодером. Через пару часов, обливаясь на холоде жарким потом, приготовила доски и перетаскала их за ворота – лучше сбивать их поближе к месту, иначе не дотащить. Когда заканчивала, подошли таджики. Не больно-то они торопятся. Но – клянутся, что успеют. Сегодня их трое, третьего зовут Довлет, ему лет сорок, он – бригадир, а если честно, то хозяин Умета. У него свободный день, и он присматривает за Уметом. Бедный мальчик (первое впечатление не обмануло, ему лет пятнадцать) вкалывает, Саня немного помогает, а Довлет присматривает. На самом деле ему интересно, сколько получит Саня за работу и сколько даст Умету, чтобы отстегнуть свою долю. Я молчу, это их дела. Саня тоже молчит, Довлету остается только присутствовать, чтобы не упустить момент. Видя, как я таскаю тяжелющие доски, ему становится неловко, и он берется мне помогать «абсолютно безвозмездно».
Вспоминается латинская поговорка: «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Но отказываться от искренне предлагаемой помощи пока нет никаких оснований. Оставляю его караулить мост, который нужно передвигать по мере перекапывания дороги, и иду накрывать на стол. Вообще-то, никто таджиков не кормит, они заботятся о себе сами. Но, по-моему, во-первых, это не справедливо, ведь русских рабочих принято кормить, а во-вторых, не рационально, так как перерыв на обед, когда нужно самим сготовить и сходить в магазин, занимает слишком много времени. Кушают с удовольствием, бедный мальчик ест так, будто его не кормят вообще (скорее всего, так и есть). В конце обеда Умет, евший грязными руками все, кроме борща, пытается показать, как хорошо он воспитан: моет за собой тарелку и ставит ее … на собачью подставку для тарелок рядом с Даськиной посудой! Он никогда в жизни не видел сушилку для посуды. На закуску даю ему халвы и шоколадную конфету. Он счастлив, работает не за страх, а за совесть. Отправляюсь в город к старшей дочери, она не выездная, гриппует, а мне нужна дрель. Заодно заезжаю к зубному «на примерку», рядом – пассаж, таджик Саня попросил купить ему надувной бассейн для детишек, он уезжает на Родину. Выполняю заказ, забегаю в магазины, возвращаюсь, снова кормлю работников.
Дело идет к вечеру, возможно, мы все-таки уложимся. Работаю в доме. Нужно переместить все провода (расстояние до газового счетчика должно быть не менее метра), пробить на улицу дыру в стене для газовой трубы. Диаметр – 6 сантиметров. Стена – брус, обложенный кирпичом. Дрель держу в руках впервые, какое сверло для какого материала – понятия не имею. Довлет предлагает свои услуги, сверлит отверстие в стене и балагурит почти безобидно. По-русски говорит хорошо, он уже здесь много лет, понимает даже шутки. И шутит сам. Делает комплименты.
Разговор незаметно переходит на мою персону, потом сворачивает на тему женской беспомощности (это не про меня, поэтому не настораживает), потом я получаю вполне откровенный намек, смеюсь над ним, откровенно сообщая, что мне уже шестой десяток. Это его не смущает. Отделывается комплиментом по поводу моего веселого неунывающего нрава, который делает меня молодой. Я предлагаю лучше расплатиться с ним за услугу, он отказывается, но дальше работает вяло, отверстие получается около шести сантиметров только по наружному диаметру, в самой недоступной середке только намечается, стамеска сломалась, сверла коротки. Довлет, получив отказ, уже потерял ко мне интерес, ни еды, ни секса, ни прописки ему не светит, нечего и ломаться. Однако, обещал, отказываться неудобно, и он тупо сверлит, потом ему надоедает, он вспоминает о делах и уходит, обещая завтра с утра закончить. Конечно, он не придет, но завтра, пока газовики кладут трубу, я закончу сама, сегодня у меня нет сил. Темнеет, таджики заканчивают канаву, у нас прощальный ужин. Бедный, сопливый Умет замерз и промок до нитки. Он тоже докопался до воды и барахтался в ней последние несколько часов. Зачем нужно докапываться непременно до воды, не знаю и не хочу знать. Наверное, чтобы был повод слупить с меня приличные деньги за химзащиту трубы. Вспоминаю, что я не рассуждаю о целесообразности, а тупо исполняю высочайшие повеления. Представляю Эйфелеву башню, мимо которой проплывают куски фанеры. Говорю себе: баба-дура, не умничай.
Устаю так, как женщина уставать не может. Потому что не может так работать. Что держит меня на плаву? Энергетические буклеты? Мой светлый ангел? Моя Мер-Ка-Ба? Думаю, что они все поддерживают меня, и, возможно, тоже устали? На эту ночь отправляюсь в путешествие в нефритовый храм, эффект тот же, расслабляюсь и отрубаюсь.
Наутро приезжают газовики. Ну, думаю, раз так поперло, нужно звонить вентеляционщикам. Звоню и слышу, что у них образовалось немного времени, так что они сегодня подъедут. Пока газовики кладут трубу, долблю стену. Кирпич прошла довольно легко, а вот с брусом справиться не могу. Жаль, что стамеска приказала долго жить. Беру у соседа, деда Васи, зубило, но оно тупое и короткое, и вскоре тоже становится бесполезным. Газовики, положив трубу в канаву, уезжают обедать, распорядившись закончить отверстие к их приходу. Долблюсь еще полчаса, кусая губы и напрягаясь из последних сил. Пальцы отбиты молотком, на роже – слой кирпичной и древесной пыли, из отверстия торчат уже три забитые туда молотком ножа. Вытащить их у меня уже нет сил. Дрель заклинило, не могу сменить в ней сверло, про специальную отверточку, которая спокойно лежит в коробке, забыла напрочь. Очень хочется плакать от беспомощности. Но некогда. Скоро вернутся газовики. Собираю в кулак свою гордыню и иду на конец улицы к Довлету. Ни фига не стыдно, уговариваю себя. Обещал, пусть доделывает. Они как раз разгружают машину, но Довлет обещает прийти сразу, как закончит. Я не верю, но он приходит, и как раз к возвращению газовиков дыра достигает заданных размеров.
Немого расслабляюсь, но – рано. Оказывается, с одного конца канавы – скала, и там глубина меньше. Значит, надо выровнять канаву, засыпав не двадцать, как планировали, а пятьдесят сантиметров песком или отсевом. Такого количества у меня просто нет, рядом лежит соседская куча отсева, но я не могу взять без спроса, а сосед на работе. Заказать машину – только доставка в тысячу влетит, да никто немедленно и не привезет. И я гоняю за десять километров на базу, нагружаю по триста килограммов, везу, высыпаю и еду снова. Заканчиваю последнюю ездку около пяти, газовиков уже не застаю, дома трудятся вентеляционщики. С ними уговор, что они также подключат к дымоходу и системе отопления газовый котел, для чего придется сначала слить антифриз. Этим они и занимаются. Лидер, а, может, бригадир, – мужчина немолодой, высокий, полный и очень уютный. Взялся помогать мне выгружать мешки и ссыпать отсев в канаву. Это плюс в его личное дело, он не обязан. Я немного расслабляюсь, и напрасно. Он приглашает меня в будущую котельную и начинает задавать вопросы, на которые я не имею ответов, а вникать в технические тонкости у меня нет сил. Я пытаюсь отделаться фразами типа: «Вам поручено, вы лучше знаете, как надо», но его очень не устраивают мои ответы, и он поучительным тоном начинает читать мне нравоучения, суть которых сводится к тому, что в доме нужно иметь мужчину, тогда не нужно не во что вникать.
Ну почему каждый мужик так любит проявлять свое превосходство перед замотанной в доску бабой? А то у меня мужика никогда не было! Я вкалывала, а они советы давали. Огрызаюсь: раз вы, мужики, такие умные, сами и решайте, что и как, по мне так лишь бы газовики приняли вашу работу. Так что выполняйте нормы, СНИПы и свои обязанности, а мне нужно идти засыпать канаву, скоро машины домой потянутся, а мостик выглядит не слишком надежным. Слезы уже совсем близко. Он советует мне оббить стену плоским шифером. Я возражаю: куплю асбест и крашенный металл, потому, что они продаются небольшими кусками, и мне с ними удобнее работать, а плоский шифер в продаже только большими листами, толстый, мне его не поднять. Он еще не понял, что я сейчас зареву, и продолжает ворчать: что за странная женщина, все сама, найми людей, все сделают. Слезы льются градом, я уже кричу: затрахали вы меня, купи, найми, найми, купи. Я денег не рисую, мне легче самой сделать, чем мудаков нанимать, которые только и умеют, что деньги брать. Сегодня газовики поучали: взяла бы машину отсева да машину щебенки, чего мелочиться? (Пять штук – ерунда, когда они не твои). Смотайся, закажи геосъемку, копейки. Оказалось, пару штук. И так целыми днями. Конечно, в поселке половина жителей – миллионеры, но ведь не все!
Мужик опешил, смотрит на меня так жалобно, что хочется упасть ему на плечо и плакать дальше. Мне становится стыдно. Извините, вы – последний, вот вам и досталось. Делайте, как нужно, а мне пора канаву закапывать.
Ворочаю лопатой щебенку вперемежку с мокрым песком и кусками асфальта и не могу понять: заплатила уже около ста тысяч, а всю тяжелую работу делаю сама. Здорово меня побрили. Понятно, что дочки – мне не помощники, им еще детей рожать. Любовник помогает по телефону советами, мечась между работой, дачей, разрушенной ураганом, женой и многочисленными внуками. У моих дочек тоже с мужиками не все ладно, только у младшей есть, как я его называю, «мой гражданский зять», но отношения у них странные. Иногда мне кажется, что любовь у них есть, а вот доверия – нет. Тянется это уже много лет, чем кончится, не ясно. И тут я некстати вспоминаю, что «мой гражданский зять» ростом на полметра выше меня и весит вдвое больше. Интересно, за сколько бы он эту канаву засыпал? За час? За два? Ответ: он бы не стал этого делать, потому что он – директор какой-то управляющей компании типа ЖКХ. Лучше бы я об этом не вспоминала, может, истерики бы и не случилось, по крайней мере, не сейчас. Представила весь абсурд ситуации: теща начальника ЖКХ лопатой ворочает тонны грунта! Не теща, а «гражданская теща», – поправляю я себя. Я хохочу, слезы льются ручьем, при этом я с «маниакально-депрессивным» упорством продолжаю свою работу. Около семи, когда подъехал сосед, канава как раз была засыпана. Он очень переживал, как будет ездить, и я пообещала ему, что еще один раз, утром, он проедет по мостику, а к вечеру уже можно будет проехать без риска. Он не поверил, но я справилась.
Рабочие слили антифриз, отрезали систему отопления, взяли аванс на материалы и уехали. Когда приступят к работе, неизвестно. В доме – разруха, в образовавшиеся отверстия дует холодный ветер, температура в доме сравнялась с температурой на улице. Смотрю вокруг и, наконец, вою во весь голос. Вою с удовольствием, не могу остановиться, вою без видимой причины, просто от усталости. Проревелась и почувствовала некоторое облегчение. Отмылась, навалила на себя кучу одеял, поставила медитацию, ожидая, что усну, едва успев расслабиться, но не тут-то было. Часов до трех ночи ничто не помогало, все тело ныло, и это мешало расслабиться, но, в конце концов, я уснула.
Утром газовики продолжат прокладку трубы, на этот раз внутри дома, будут гонять меня то за краской, то за каболкой для чеканки трубы, но я все уже встречу стоически, потому что точно знаю: тяжелее уже не будет. Всю самую тяжелую работу я уже переделала. Список предстоящих работ растет с каждым днем, одно тянет за собой другое, но я уже не плачу, я снова тупо упираюсь, стараясь не задумываться, зачем и почему нужно делать так, а не иначе. Озеленение болота кажется мне теперь почти отдыхом. И только одна мысль мне неприятна: оказывается, не так уж сложно вывести меня из душевного равновесия, разрушить казавшуюся мне незыблемой гармонию моего существования. Интересно, если бы я в тот момент вспомнила о своих опытах и попробовала посмотреть свою ауру, что бы я увидела?
Но я не вспомнила. И не увидела бы, потому что не смогла бы расслабиться.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Лето 2007

Ура! Завтра работаю последний день, у меня двухнедельный отпуск. На газификацию. Деньги, как всегда в последнее время, пришли, откуда не ждала. Мои друзья-коллеги, мужчины, увидев, что я влезаю в очередной кабальный кредит, пошептались и решили обратиться к директору за ссудой для меня. Мне сообщили, когда уже было разрешение директора. И я с радостью согласилась. Они боялись, что я откажусь. Я их удивила и обрадовала. Я уже другая, и искренне верю, что люди любят меня так же, как и я их. Забавно, но, когда я оформляла ссуду в бухгалтерии, мне показалось, что вся бухгалтерия за меня рада. А ведь я никогда ничем, то есть никакими льготами, не пользовалась именно из-за того, что мне не хотелось, чтобы дамы из бухгалтерии осуждали меня и обсуждали мое материальное положение. А они были за меня просто рады-радешеньки. Все-таки большинство чужих недостатков – у нас в голове, или, скорее, в сердце. Как я их всех люблю!
Планы на отпуск: купить газовую плиту (котел я уже купила), по проекту – 2-конфорочную, так как места мало, а ее еще поискать надо; привезти инспектора по вентиляции, потом – фирму по монтажу вентиляции, которую потом еще и смонтировать. Затем подключить котел к системе отопления (хорошо бы в этот момент добавить батарей, но на это пока денег нет); переделать окно в котельной (она же – кухня). Дело в том, что окно у нас может открываться только в нижней трети, а газовики требуют, чтобы оно открывалось именно в верхней трети. И до того, что до верхней трети никто из нас не дотягивается, так как она начинается на высоте 2,5 метра, им и дела нет. Затем мне нужно построить стену между хозяйственным блоком и комнатой и врезать в нее дверь (у нас пока дверей вообще нет), заодно сделать то же самое с санблоком (двери уже привезла). Потом стены и пол в котельной-кухне покрыть негорючим материалом (скорее всего – плоским шифером и кафелем, предварительно их закупив), покрасить этот шифер. Дальше – закупить и завести щебенку, цемент и отсев, нанять таджиков, чтобы они прокопали канаву под газовую трубу, затем пробурить стакан под газовую опору и зацементировать, пробить отверстие в стене для трубы... Умею все, только копать асфальт мне не по силам, надеюсь на таджиков. И вот после всех проделанных работ гордо придут газовики и всего за пятьдесят пять тысяч кинут в канаву трубу. Чтоб все так жили! В свободное время надеюсь продолжить поднимать целину и сеять газоны, а по вечерам складывать из кусочков новый, почти законченный роман и продолжать познавать мир и себя.
Эксперименты с ладонями продолжаются. Прошло уже около двух недель, как случайно у меня стали получаться результаты, близкие к описанным в книге. Просто однажды, очень устав, я захотела лечь спать пораньше, а потому не стала дожидаться, пока стемнеет, а начала заниматься в легких сумерках. И увидела. Сначала я увидела светящуюся окантовку руки от локтя до кончиков пальцев и между пальцами. Как будто ее подсвечивали откуда-то снизу и сбоку лампой дневного света, только более яркой и более голубоватой. Полоска света была совсем узенькой. Стоило оторвать взгляд или моргнуть, и она пропадала. Я снова смотрела сквозь пальцы (в буквальном смысле), переводила взгляд, любовалась свечением, теряла фокус и начинала все сначала. Сейчас я уже делаю это довольно быстро.
Через пару дней, вечером, ложась спать, попробовала увидеть свечение вокруг ладоней не на фоне белого экрана, а на фоне деревянного потолка. Получилось. Без всякой предварительной медитации, правда, состояние было вполне расслабленным и благодушным. На следующий день отправилась спать наверх, открыла огромное, намного больше меня, окно на крышу, и залюбовалось. Шел первый час ночи, а темноты, как не бывало. Все еще легкие сумерки. Почему-то считается, что на Урале нет белых ночей. Что же тогда происходит с ночами в конце весны – в начале лета, когда в два часа ночи еще светло, а в три – уже светло? Наверное, у нас – голубые ночи. Итак, засмотрелась на голубые сумерки, на белые, не яркие на светлом фоне звездочки и полнеющую луну и протянула руки навстречу лунному свету. Они светились. Наверное, это луна их подсвечивала. Я сменила ракурс – свечение продолжалось. Значит, голубое сумеречное небо тоже может служить экраном.
Иду дальше по книге и почти с первой попытки вижу столбики света (или энергии), исходящие из кончиков моих пальцев. Увы! Никакого радужного сияния, просто свет. Но впечатляет. В книгах печатают фотографии, сделанные в технике Кирлиан (если я правильно произношу этот термин), на которых сфотографированы энергетические потоки, идущие из пальцев целительницы. Очень похоже, но в реальности это гораздо красивее и, как не странно, потоки гораздо ярче и больших размеров.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/

Лето 2007
Вечером опять «бдю» у экрана, точнее, у повешенной на камин простыни. Результат нулевой. Да, после того, что случилось днем, я ожидала большего. Перестаю ожидать результата, вхожу в медитацию Мер-Ка-Ба. Как всегда, на 13-м дыхании начинаю ощущать вибрации и умиротворение. Обычно после 17-го дыхания я не выхожу сразу из медитации, но на этот раз решаю перейти сразу к своим опытам. Я все еще сохраняю в сердце безусловную любовь ко всему сущему и стараюсь не расплескать ее, растирая кисти рук. Я свожу и развожу сдвинутые домиком ладони, смотрю сквозь них на экран, смотрю бесконечно долго, стараясь не моргать, но моргнуть очень хочется, и я слегка прикрываю глаза, и вдруг замечаю какое-то свечение, возникшее где-то на границе между состоянием открытых и закрытых глаз. Открываю глаза – нет ничего. Закрываю глаза – нет ничего.

Щурюсь, одновременно отрывая пальцы одной руки от пальцев другой. Путаюсь, и, отрывая пальцы, случайно свожу ладони наподобие цветка. И вижу между ладонями светлое фиолетовое свечение. Вижу не перед внутренним взором, а обычными, слегка прищуренными, возможно, немного расфокусированными глазами. Я ожидала увидеть голубоватое свечение, как было описано в моем «учебнике», но вижу буквально фиолетовый факел, но не такой, как при горении газа. Этот свет очень похож на зеленый врача Маринки, он такой же прозрачный, ровный, стабильный, и такой же неописуемый, он живет в моих ладонях долго, очень долго, я любуюсь им и пытаюсь запомнить. Я чувствую, что могу держать его в руках столько, сколько захочу. Не знаю, сколько прошло времени, но я начала ощущать, как затекли плечи, и я вернулась.
Легла спать и перед тем, как уснуть, попыталась проанализировать увиденное. Первое: я плавно перешла к созерцанию своих ладоней сразу из медитации Мер-Ка-Ба. Второе: в сердце – любовь. Третье: глаза прищурены. Интересно, что же я увидела? Если это аура моих ладоней, то почему все свечение расположено внутри «цветка»? Вспоминаю название фильма моего детства: «А если это – любовь?». Решаю додумать эту мысль завтра и проваливаюсь в сон.
Назавтра выматываюсь к вечеру так, что «кыш» сказать не могу. Но к ночи я на месте. На белом экране вижу только тень моих ладоней. Щурюсь так, что китайцам и не снилось. Ноль. Вспоминаю вчерашнее состояние. Так, что там доминировало? Конечно, любовь. Застываю все в той же позе, ладони в виде цветка (от учебника отошла далековато, но раз наметилась тропка, нужно по ней пройти!). Вспоминаю самую простую, почти хрестоматийную медитацию «Единения Земли и Неба» в том виде, в каком нас учил Фаргат. Закрываю глаза, сосредотачиваюсь на своем дыхании, пытаюсь войти в легкое медитативное состояние, переношусь в свой любимый уголок природы, на цветочную поляну на Раскуихе. Потом парю над Землей, охватывая взглядом квадраты полей и ниточки рек, наполняя сердце любовью. Посылаю свою любовь в центр Земли, прислушиваюсь, ощущаю ответные вибрации, это Земля отвечает мне любовью на любовь.
Обращаюсь мысленным взором к звездному небу, восхищаюсь его бесконечными просторами и величием Вселенной. Наполняю свое сердце любовью ко всему сущему в поднебесье и выше, к Вселенной и Господу. Я собираю свою любовь в шар и запускаю его в звездное небо. Но мне этого мало. Я – любовь, я уже забыла о своих опытах и просто получаю удовольствие оттого, что продолжаю излучать любовь. И вдруг – чудо! – перед моим мысленным взором вспыхивает фиолетовый свет. На этот раз мои глаза закрыты, цвет вспыхивает между бровями. Это то, что мы со Светкой называем «исходящие», потому что, вспыхнув и приняв форму, чаще всего светящегося пятна с неровными краями, свет уходит вверх, исчезает в бесконечности, уступая место очередной вспышке. Откуда-то приходит отчетливое понимание, что я вижу ту самую любовь, которую излучаю в пространство. Странно, мне кажется, что я излучаю ее непрерывно, а вижу – импульсы. Интересно, что каждый импульс имеет более темный нижний край и более светлый верхний, а сегодня сверху над каждой фиолетовой вспышкой кудрявятся белые облака, как крем на пирожном.
Я любуюсь, однако, медитативное состояние очень легкое, сознание присутствует и требует своего, логики. Это почему же я так искренне люблю весь мир, Земля давно откликнулась, а Небо благосклонно принимает мою любовь, но не реагирует? Я загоняю свое сознание подальше, посмеиваюсь над своим эго, и в этот момент чувствую смену ритма вибраций. Вселенная откликнулась на мой зов любви! Теперь я уже принимаю «входящие» сверху. Это такие же фиолетовые вспышки, но если мои импульсы из маленькой вспышки, уносясь вверх, превращаются в большие световые пятна, то импульсы Вселенной (или Господа?) из больших световых пятен превращаются в небольшие светящиеся фиолетовые точки, входя в меня через точку между бровями. Счастье и благоговение охватывают меня, я наслаждаюсь приемом, но экспериментатор внутри меня требует продолжения банкета. А что будет, если потоки встретятся? Мое эго ухмыляется: ну, что за манера хотеть всего сразу и одновременно? Ах, оставь свои пошлые шуточки, они неуместны. Я продолжаю прерванное занятие – я излучаю любовь навстречу направленного мне потока. Начинается какофония света. Вспышки смешиваются, играют, как пузырьки в стакане минералки, только вместо воды – темно фиолетовое пространство, озаряемое разнонаправленными светло фиолетовыми вспышками. Картинка интересная, но ее восприятие стало требовать большого напряжения. Вот так фокусы: сижу, расслабленная, и напрягаюсь.
Честно говоря, мне всегда было трудно удерживать внимание на нескольких действиях одновременно. Это касается и любви земной, и секса. Либо отдаешь и наслаждаешься, либо получаешь, прислушиваешься к своим ощущениям и «теряешь нить». Я думаю, тому, кто умеет любить, понятно, о чем я. И на этот раз я стала «терять нить». На прощание поблагодарила всех участников действа. Реально никто не знает, кто именно посылает нам свои любовные «с-м-с-ки», или, скорее, «м-м-с-ки». Господь? Вселенная? Дух? Мой Ангел? Наши близкие из других измерений? Вознесенные учителя? Небесные наставники? Моя звездная семья? Мое высшее Я? Или Сен-Жермен, владыка фиолетового пламени, посылает ко мне своих ангелов?
Можно накручивать понятия, обозначать и переобозначать неведомые нам силы и сущности. Но на самом деле это не имеет значения. Любовь повсюду, она – в пространстве вокруг нас, и можно увеличивать ее количество в мире, посылая ему любовь, а можно настроиться на ее волну, попасть с ней в унисон, и пить ее, утоляя свою жажду, и купаться в ней, и дышать ею. Главное, не перебрать. Все-таки отдавать всегда нужно немного больше, чем получать. Наверное, в этом секрет счастья. И гармония мира. Господи, удостой меня быть орудием мира твоего! Постепенно я начинаю находить в этой Коноваловской молитве свой личный смысл.
Иду спать, мое Эго бушует, оно не может так долго помалкивать и не иронизировать, и не подавать голоса. Сейчас оно ворчит: фиолетовый канал, фиолетовый канал! Напридумывают. Почему бы любовь не называть любовью? Но ведь мы со Светкой тоже давали имена и называли эти импульсы «входящими» и «исходящими», не понимая, куда попали. А сейчас все встало на свои места. Я продолжаю прикалываться: «А начиналось все с безобидного созерцания собственных ладоней…». Кстати, ауры я так пока и не увидела. Зато увидела больше, чем могла вообразить.
Бывший супруг, увлекшись йогой, уверял, что йоги достигают нирваны, созерцая собственный пупок. Вполне возможно. Интересно, какие картины хранит пупочная чакра? Так и засыпаю, посмеиваясь над собой, йогами, пупками, ладонями.
Наконец-то нашла время записать пройденное. Мне кажется, что это важно. Сегодня весь день делала забор, пытаясь заизолировать свой двор от посторонних кобелей, которые валят к нам валом, стоит приехать дочкиным бульдожкам, вступившим в брачную пору, да от ондатр, расшалившихся в крошечном пруду за нашим участком. Копала ямы, нашла замечательный инструмент для вынимания почвы из тонких узких ям – половник для борща. Очень удобно. Интересно, а как мужики достают землю, копая ямки под заборные столбики? Наворчалась бревен, натаскалась досок. Оказывается, самый простой способ переместить бревно с одного места на другое – перекатить, а если места не хватает – перекантовать. Поднимаешь один край перпендикулярно, бросаешь вперед, потом другой. И уж никак не переносить его на плече! Интересно, почему Ленин на субботнике носил бревно на плече? Умом поехал или рисовался? Ведь даже вдвоем самое нерациональное и опасное для здоровья – носить бревно на плече. Зато картинно. Это я все к тому, что устала я сегодня не к одиннадцати, как обычно, а к девяти. Значит, могу немного посидеть за компьютером и описать все, что произошло за последние недели.

https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/